Нет, Тому жилось не так уж плохо, особенно в летнее время.
Он просил милостыню не слишком усердно — лишь бы только избавиться от отцовских
побоев, — потому что законы против нищенства были суровы и попрошаек наказывали
очень жестоко. Немало часов проводил он со священником Эндрью, слушая его
дивные старинные легенды и сказки о великанах и карликах, о волшебниках и феях,
о заколдованных замках, великолепных королях и принцах. Воображение мальчика
было полно всеми этими чудесами, и не раз ночью, в темноте, лежа на скудной и
колкой соломе, усталый, голодный, избитый, он давал волю мечтам и скоро забывал
и обиды и боль, рисуя себе сладостные картины восхитительной жизни какого-нибудь
изнеженного принца в королевском дворце. День и ночь его преследовало одно
желание: увидеть своими глазами настоящего принца. Раз он высказал это желание
товарищам по Двору Отбросов, но те подняли его на смех и так безжалостно
издевались над ним, что он решил впредь не делиться своими мечтами ни с кем.
Ему часто случалось читать у священника старые книги. По
просьбе мальчика священник объяснял ему их смысл, а порою дополнял своими
рассказами. Мечтания и книги оставили след в душе Тома. Герои его фантазии были
так изящны и нарядны, что он стал тяготиться своими лохмотьями, своей
неопрятностью, и ему захотелось быть чистым и лучше одетым. Правда, он и теперь
зачастую возился в грязи с таким же удовольствием, как прежде, но в Темзе стал
он плескаться не только для забавы: теперь ему нравилось также и то, что вода
смывает с него грязь.
У Тома всегда находилось на что поглазеть возле майского
шеста
[2]
в Чипсайде или на ярмарках. Кроме того, время от времени ему, как и
всем лондонцам, удавалось полюбоваться военным парадом, когда какую-нибудь
несчастную знаменитость везли в тюрьму Тауэра
[3]
сухим путем или в лодке. В
один летний день ему пришлось видеть, как сожгли на костре в Смитфилде бедную
Энн Эскью,
[4]
а с нею еще трех человек; он слышал, как некий бывший епископ
читал им длинную проповедь, которая, впрочем, очень мало заинтересовала его.
Да, в общем жизнь Тома была довольно-таки разнообразна и приятна.
Понемногу чтение книг и мечты о жизни королей так сильно
подействовали на него, что он, сам того не замечая, стал разыгрывать из себя
принца, к восхищению и потехе своих уличных товарищей. Его речь и повадки стали
церемонны и величественны. Его влияние во Дворе Отбросов с каждым днем
возрастало, и постепенно сверстники привыкли относиться к нему с восторженным
почтением, как к высшему существу. Им казалось, что он так много знает, что он
способен к таким дивным речам и делам! И сам он был такой умный, ученый! О
каждом замечании и о каждом поступке Тома дети рассказывали старшим, так что
вскоре и старшие заговорили о Томе Кенти и стали смотреть на него как на
чрезвычайно одаренного, необыкновенного мальчика. Взрослые в затруднительных
случаях стали обращаться к нему за советом и часто дивились остроумию и
мудрости его приговоров. Он стал героем для всех, кто знал его, — только родные
не видели в нем ничего замечательного.
Прошло немного времени, и Том завел себе настоящий
королевский двор! Он был принцем; его ближайшие товарищи были телохранителями,
камергерами, шталмейстерами, придворными лордами, статс-дамами и членами
королевской фамилии. Каждый день самозваного принца встречали по церемониалу,
вычитанному Томом из старинных романов; каждый день великие дела его мнимой
державы обсуждались на королевском совете; каждый день его высочество мнимый принц
издавал приказы воображаемым армиям, флотам и заморским владениям.
Потом он в тех же лохмотьях шел просить милостыню,
выпрашивал несколько фартингов,
[5]
глодал черствую корку, получал обычную долю
побоев и ругани и, растянувшись на охапке вонючей соломы, вновь предавался
мечтам о своем воображаемом величии. А желание увидеть хоть раз настоящего,
живого принца росло в нем с каждым днем, с каждой неделей и в конце концов
заслонило все другие желания и стало его единственной страстью.
В один январский день он, как всегда, вышел в поход за
милостыней. Несколько часов подряд, босой, продрогший, уныло слонялся он вокруг
Минсинг Лэйна и Литтл Ист Чипа, заглядывая в окна харчевен и глотая слюнки при
виде ужаснейших свиных паштетов и других смертоубийственных изобретений,
выставленных в окне: для него это были райские лакомства, достойные ангелов, по
крайней мере судя по запаху, — отведывать их ему никогда не случалось. Моросил
мелкий холодный дождь; день был тоскливый и хмурый. Под вечер Том пришел домой
такой измокший, утомленный, голодный, что даже отец с бабкой как будто пожалели
его, — конечно, на свой лад: наскоро угостили его тумаками и отправили спать.
Долго боль и голод, а также ругань и потасовки соседей не давали ему уснуть,
но, наконец, мысли его унеслись в дальние, чудесные страны, и он уснул среди
принцев, с ног до головы усыпанных золотом и драгоценными каменьями. Принцы
жили в огромных дворцах, где слуги благоговейно склонялись перед ними или
летели выполнять их приказания. А затем, как водится, ему приснилось, что он и
сам — принц.
Всю ночь он упивался своим королевским величием; всю ночь
окружали его знатные леди и лорды; в сиянии яркого света он шествовал среди
них, вдыхая чудесные ароматы, восхищаясь сладостной музыкой и отвечая на
почтительные поклоны расступавшейся перед ним толпы — то улыбкой, то
царственным кивком.
А утром, когда он проснулся и увидал окружающую его нищету,
все вокруг, — как всегда после подобного сна, — показалось ему в тысячу раз
непригляднее. Сердце его горестно заныло, и он залился слезами.
