— Моя скромная услуга не выходит за пределы простого долга
всякого верноподданного, и потому в ней нет ничего замечательного, но раз
вашему величеству угодно считать ее достойной награды, я беру на себя смелость
просить о следующем. Около четырехсот лет тому назад, как известно вашему
величеству, во время распри между Джоном, королем Англии, и французским
королем, было решено выпустить с каждой стороны по бойцу и уладить спор
поединком, прибегнув к так называемому суду божию. Оба короля да еще король
Испании прибыли на место поединка, чтобы судить об исходе спора; но, когда
вышел французский боец, он оказался до того грозен и страшен, что никто из
английских рыцарей не решился померяться с ним оружием. Таким образом, опор —
очень важный — должен был решаться не в пользу английского монарха. Между тем в
Тауэре как раз в это время был заключен лорд де Курси, самый могучий боец
Англии, лишенный всех своих владений и почестей и давно уже томившийся в
темнице. Обратились к нему; он согласился и прибыл на единоборство во
всеоружии. Но как только француз завидел его огромную фигуру и услыхал его
славное имя, он пустился бежать, и дело французского короля было проиграно.
Король Джон вернул де Курси все его титулы и владения со словами: «Проси у
меня, чего хочешь; твое желание будет исполнено, хотя бы оно стоило мне
половины моего королевства». Де Курси упал на колени, как я теперь, и ответил:
«В таком случае, государь, предоставь мне и моим потомкам право оставаться в
присутствии королей Англии с покрытой головой, покуда будет существовать
королевский престол». Просьба его была уважена, как известно вашему величеству,
и за эти четыреста лет род де Курси не прекращался, так что и до сего дня глава
этого старинного рода невозбранно остается в присутствии короля в шляпе или
шлеме, не испрашивая на то никакого особого позволения, — чего не смеет сделать
никто другой.
[19]
И вот, основываясь на этом прецеденте, я прошу у короля одной
только милости и привилегии, которая будет для меня больше чем достаточной
наградой, а именно: чтобы мне и моим потомкам на все времена разрешено было
сидеть в присутствии английского короля.
— Встань, сэр Майлс Гендон, я посвящаю тебя в рыцари, — с
важностью произнес король, ударяя его по плечу его же шпагой, — встань и
садись. Твоя просьба уважена. Пока существует Англия, пока существует
королевская власть, это почетное право останется за тобой.
Его величество отошел в задумчивости, а Гендон опустился на
стул у стола и проговорил про себя:
«То была прекрасная мысль, она выручила меня из беды, так
как ноги мои ужасно устали. Не приди мне она в голову, я был бы вынужден стоять
еще много недель, пока мой бедный мальчик не вылечится от своего
помешательства. — Спустя некоторое время он продолжал: — Итак, я стал рыцарем
царства Снов и Теней! Весьма странное, диковинное звание для такого не
склонного к мечтам человека, как я. Но не стану смеяться — боже меня сохрани! —
ибо то, что не существует для меня, для него подлинная действительность. Да и
для меня это в одном отношении истинно: это показывает, какая у него добрая и
благородная душа… — Немного помолчав, он прибавил: — Но что, если он вздумает и
при других величать меня громким титулом, который он мне сейчас даровал?
Забавное будет несоответствие между моим рыцарским званием и моей жалкой одеждой!
Ну, да все равно; пусть зовет, как хочет, если ему это нравится. Я буду
доволен…»
Глава 13
Исчезновение принца
После еды обоими товарищами овладела тяжкая дремота.
Король сказал:
— Убери эти тряпки! (Разумея свою одежду.)
Гендон раздел его без всяких возражений и уложил в постель,
потом обвел взглядом комнату, говоря себе с грустью: «Он опять завладел моей
кроватью. Черт возьми! Что же я буду делать?»
От маленького короля не ускользнуло замешательство Гендона,
и он сразу положил его раздумьям конец, пробормотав сонным голосом:
— Ты ляжешь у двери и будешь охранять ее.
Через минуту он уже забыл все свои тревоги в крепком сне.
«Бедняжка! Ему, право, следовало бы родиться королем! — с
восхищением промолвил Гендон. — Он играет свою роль в совершенстве. — И он
растянулся на полу у двери, очень довольный, говоря себе: — Все эти семь лет у
меня было еще меньше удобств; жаловаться на теперешнее мое положение значило бы
гневить всевышнего».
Он уснул на рассвете, а в полдень встал и, то там, то здесь
приподнимая одеяло над своим крепко спавшим питомцем, снял с него мерку
веревочкой.
Едва он закончил работу, король проснулся. Открыв глаза, он
пожаловался на холод и спросил у своего друга, что тот делает.
— Я уже кончил, государь, — сказал Гендон. — У меня есть
дело в городе, но я скоро приду. Усни опять: ты нуждаешься в отдыхе. Дай, я
укрою тебя с головой, — так ты скорее согреешься.
Не успел он договорить, как король снова очутился в сонном
царстве.
Майлс на цыпочках вышел из комнаты и через тридцать или
сорок минут так же бесшумно вернулся — с костюмом для мальчика. Костюм был
ношеный, из дешевой материи, кое-где потертый, но чистый и теплый — как раз для
того времени года. Майлс сел и принялся рассматривать свою покупку, бормоча
себе под нос: «Будь у меня кошель подлиннее, можно было бы достать костюм
получше; но когда в кармане не густо, не следует быть слишком разборчивым…
Красотка жила в городишке у нас,
У нас в городишке жила…
Он, кажется, пошевелился; не надо горланить так громко,
иначе я нарушу его сон, между тем ему предстоит путешествие, а он и так
изнурен, бедняжка… Камзол ничего, недурен — кое-где ушить и будет впору. Штаны
еще лучше, но, конечно, и тут два-три стежка не помешают… Башмаки отличные,
прочные, крепкие; в них будет сухо и тепло. Они будут для него диковинкой, так
как он, несомненно, привык бегать босиком и зимою и летом. Эх, если бы хлеб был
такой же дешевый, как нитки! Вот за какой-нибудь фартинг я обеспечен нитками на
целый год, да еще такую чудесную, большую иглу мне дали впридачу… Вот только
нитку продеть в нее будет, черт возьми, нелегко».
