Том сообразил, что мальчишка может быть ему очень полезен.
Он заставил Гэмфри разговориться, что оказалось нетрудно. Гэмфри был в
восторге, что может способствовать «исцелению» Тома, ибо всякий раз, как он
воскрешал в расстроенном уме короля те или иные происшествия, случившиеся в
классной комнате или в других королевских покоях, юный король и сам чрезвычайно
отчетливо «припоминал» все подробности этих событий. К концу беседы, за
какой-нибудь час, Том приобрел множество полезнейших сведений о разных эпизодах
и людях, связанных с придворной жизнью; поэтому он решил черпать из этого
источника ежедневно и распорядился всегда беспрепятственно допускать к нему
Гэмфри, если только его величество владыка Британии не будет беседовать в это
время с кем-нибудь другим.
Не успел Гэмфри уйти, как явился Гертфорд и принес Тому
новые горести. Он сообщил, что лорды государственного совета, опасаясь, как бы
преувеличенные рассказы о расстроенном здоровье короля не распространились в
народе, сочли за благо, чтобы его величество через день-другой соизволил
обедать публично; здоровый цвет его лица, его бодрая поступь в сочетании с его
спокойными жестами, непринужденным и милостивым обращением лучше всего положат
конец кривотолкам — в случае если недобрые слухи уже вышли за пределы дворца.
Граф принялся деликатнейшим образом наставлять Тома, как
подобает ему держаться во время этой пышной процедуры.
Под видом довольно прозрачных «напоминаний» о том, что его
величеству было будто бы отлично известно, он сообщил ему весьма ценные
сведения. К великому удовольствию графа, оказалось, что Тому нужна в этом
отношении весьма небольшая помощь, так как он успел выведать об этих публичных
обедах у Гэмфри Марло: быстрокрылая молва о них уже носилась по дворцу. Том,
конечно, предпочел умолчать о своем разговоре с Гэмфри.
Видя, что память короля так сильно окрепла, граф решил
подвергнуть ее, будто случайно, еще нескольким испытаниям, чтобы судить,
насколько подвинулось выздоровление. Результаты получились отрадные — не
всегда, а в отдельных случаях: там, где оставались следы от разговоров с
Гэмфри. Милорд остался чрезвычайно доволен и сказал голосом, полным надежды:
— Теперь я убежден, что, если ваше величество напряжете свою
память еще немного, вы разрешите нам тайну большой государственной печати. Нынче
эта печать нам ненадобна, так как ее служба окончилась с жизнью нашего
почившего монарха, но еще вчера ее утрата имела для нас важное значение… Угодно
вашему величеству сделать усилие?
Том растерялся: большая печать — это было нечто совершенно
ему неизвестное. После минутного колебания он взглянул невинными глазами на
Гертфорда и простодушно спросил:
— А какова она с виду?
Граф чуть заметно вздрогнул и пробормотал про себя:
— Увы, ум его опять помутился. Неразумно было заставлять его
напрягать свою память…
Он ловко перевел разговор на другое, чтобы Том и думать
забыл о злополучной печати. Достигнуть этого ему было очень нетрудно.
Глава 15
Том — король
На другой день явились иноземные послы, каждый в
сопровождении блистательной свиты. Том принимал их, восседая на троне с
величавой и даже грозной торжественностью. На первых порах пышность этой сцены
пленяла его взор и воспламеняла фантазию, но прием был долог и скучен,
большинство речей тоже были долги и скучны, так что удовольствие под конец
превратилось в утомительную и тоскливую повинность. Время от времени Том
произносил слова, подсказанные ему Гертфордом, и добросовестно старался
выполнить свой долг, — но это было для него еще внове, он конфузился и достиг
очень малых успехов. Вид у него был королевский, но чувствовать себя королем он
не мог; поэтому он был сердечно рад, когда церемония кончилась.
Большая часть дня пропала даром, как выразился он мысленно,
— в пустых занятиях, к которым вынуждала его королевская должность. Даже два
часа, уделенные для царственных забав и развлечении, были ему скорее в тягость,
так как он был скован по рукам и ногам чопорным и строгим этикетом. Зато потом
он отдохнул душою наедине со своим мальчиком для порки, беседа с этим юнцом
доставила Тому и развлечение и полезные сведения.
Третий день царствования Тома Кенти прошел так же, как и
другие дни, с той разницей, что теперь тучи у него над головой немного
рассеялись, — он чувствовал себя не так неловко, как в первое время, он начинал
привыкать к своему положению и к новой среде; цепи еще тяготили его, но он
ощущал их тяжесть значительно реже и с каждым часом обнаруживал, что постоянная
близость знатнейших лордов и их преклонение пред ним все меньше конфузят и
удручают его.
Одно только мешало ему спокойно ждать приближения
следующего, четвертого дня — страх за свой первый публичный обед, который был
назначен на этот день. В программе четвертого дня были и другие, более серьезные
вещи: Тому предстояло впервые председательствовать в государственном совете и
высказывать свои желания и мысли по поводу той политики, какой должна
придерживаться Англия в отношении разных государств, ближних и дальних,
разбросанных по всему земному шару; в этот же день предстояло официальное
назначение Гертфорда на высокий пост лорда-протектора, и еще много важного
должно было совершиться в тот день. Но для Тома все это было ничто в сравнении
с пыткой, ожидавшей его на публичном обеде, когда он будет одиноко сидеть за
столом, под множеством устремленных на него любопытных взглядов, в присутствии
множества ртов, шепотом высказывающих разные замечания о его малейшем движении
и о его промахах, если ему не повезет и он сделает какие-нибудь промахи.
Но ничто не могло задержать наступления четвертого дня, и
вот этот день наступил. Он застал бедного Тома угнетенным, рассеянным; дурное
состояние духа держалось очень долго: Том был не в силах стряхнуть с себя эту
тоску. Обычные утренние церемонии показались ему особенно тягостными. Он снова
почувствовал, как удручает его вся эта жизнь в плену.
Незадолго до полудня его привели в обширный аудиенц-зал, где
он, в беседе с графом Гертфордом, должен был ждать, пока пробьет условленный
час официального приема первейших сановников и царедворцев.
Немного погодя Том подошел к окну и стал с интересом
всматриваться в кипучую жизнь большой дороги, проходившей мимо дворцовых ворот.
О, как бы ему хотелось принять участие в ее бойкой и привольной суете! Вдруг он
увидел беспорядочную толпу мужчин, женщин и детей низшего, беднейшего сословия,
которые со свистом и гиканьем бежали по дороге.
— Хотел бы я знать, что там происходит! — воскликнул он с
тем любопытством, которое подобные события всегда пробуждают в мальчишеских
душах.
— Вы — король… — низко кланяясь, сказал ему граф. — Ваше
величество разрешит мне выполнить ваше желание?
