«В зал входит джентльмен с жезлом в руке, и вместе с ним
другой, несущий скатерть, которую, после того как они трижды благоговейно
преклонили колени, он постилает на стол; затем они оба снова преклоняют колени
и удаляются. Тогда приходят двое других — один опять-таки с жезлом, другой с огромной
солонкой, тарелкой и хлебом. Подобно первым, преклонив колени, они ставят
принесенное ими на стол и удаляются с теми же церемониями. Наконец приходят
двое придворных, оба в великолепных одеждах, у одного из них в руках столовый
нож; простершись трижды на ковре изящнейшим образом, они приближаются к столу и
начинают тереть его хлебом и солью, причем они делают это с таким страхом и
трепетом, как если бы за этим столом уже восседал король».
Так заканчиваются торжественные приготовления к пиршеству.
Но вот мы слышим в гулких коридорах звуки рога и далекий невнятный крик:
«Дорогу королю! Дорогу его светлому величеству!» Эти звуки повторяются снова и
снова, все ближе; наконец у самых наших ушей раздаются и эти возгласы и эта
военная музыка. Еще минута, и в дверях возникает великолепное зрелище: мерной
поступью входит сверкающая пышная процессия. Пусть дальше опять говорит
летописец:
«Впереди идут джентльмены, бароны, графы и рыцари, кавалеры
ордена Подвязки. Все роскошно одеты, у всех обнаженные головы; далее шествует
канцлер между двумя лордами: один несет королевский скипетр, а другой —
государственный меч острием кверху, в красных ножнах с вытисненными на них
золотыми лилиями. Далее идет сам король. При его появлении двенадцать труб и
множество барабанов исполняют приветственный туш, а на хорах все встают и
кричат: „Боже, храни короля!“ Вслед за королем идут вельможи, приставленные к
его особе, а по правую и по левую руку его почетная стража из пятидесяти дворян
с золочеными бердышами в руках».
Все это было красиво и очень приятно. Сердце Тома сильно
билось и в глазах светился веселый огонь. Все его движения были изящны. Это
изящество достигалось именно тем, что Том не делал ни малейших усилий, чтобы
достигнуть его, так как он был весь поглощен и очарован радостным зрелищем и
мажорными звуками. Да и трудно ли быть изящным в красивом и ловко сшитом
наряде, после того как ты уже успел привыкнуть к нему, — особенно в те минуты,
когда этого наряда даже и не замечаешь. Помня данные ему наставления, он отвечал
на общие приветствия легким наклонением головы и милостивыми, благосклонными
словами:
— Благодарю тебя, мой добрый народ!
Он сел за стол, не снимая шляпы и нимало не смущаясь этой
вольностью, так как обедать в шляпе был единственный царственный обычай, равно
присущий и королям и Кенти. Свита короля разделилась на несколько живописных
групп и осталась с непокрытыми головами.
Затем под звуки веселой музыки вошли королевские
телохранители — «самые высокие и сильные люди во всей Англии, специально отобранные
по этому признаку». Но опять-таки предоставим слово летописцу:
«Вошли гвардейцы-телохранители с непокрытыми головами, в
алой одежде с золотыми розами на спине; они уходили и входили опять, всякий раз
принося новые кушанья на золотых и серебряных блюдах. Эти блюда принимал некий
джентльмен в том самом порядке, как их приносили, и ставил их на стол, между
тем как лорд, предназначенный для отведывания блюд, давал каждому из
телохранителей попробовать то кушанье, которое он только что принес, дабы удостовериться,
что оно не отравлено».
Том отлично пообедал, хотя и сознавал, что сотни глаз
впиваются в каждый кусок, который он сует себе в рот, и с таким интересом
глядят, как он разжевывает этот кусок, будто перед ним не еда, а взрывчатое
вещество, угрожающее разнести его на мелкие части и разбросать по всему залу.
Он старался быть очень медлительным в каждом движении и вдобавок не делать
ничего самому, а ждать, пока специально предназначенный для этой цели
придворный не опустится перед ним на колено и не сделает за него то, что
надобно. В течение всего обеда Том ни разу не попал впросак — блистательный
успех, без малейших изъянов.
Когда обед кончился и Том удалился в окружении пышной свиты
под радостный стук барабанов, веселые звуки фанфар и громогласные приветствия
толпы, он почувствовал, что, хотя обедать публично не такое уж легкое дело, все
же он готов претерпевать эту пытку по нескольку раз в день, если такою ценою он
может избавиться от других, более неприятных и тяжких обязанностей своего
королевского звания.
Глава 17
Король Фу-Фу первый
Майлс Гендон торопливо прошел весь мост до саутворкского
берега, зорко всматриваясь в каждого прохожего, в надежде настигнуть тех, кого
искал. Но надежда его не сбылась. Расспрашивая встречных, он проследил часть их
пути в Саутворке, но там следы обрывались, и он совершенно не знал, что ему
делать дальше. И все же до самого вечера он продолжал свои поиски. Ночь застала
его усталым, голодным, а от цели он был так же далеко, как и раньше. Он
поужинал в харчевне Табард и лег спать, решив на другой день встать пораньше и
обшарить весь город. Однако он долго не мог уснуть и рассуждал сам с собой
таким, примерно, образом:
«Предположим, мальчику удастся убежать от негодяя, выдающего
себя за его отца. Вернется ли он в Лондон, в свое старое жилье? Нет! Потому что
он будет бояться, как бы его опять не поймали. Что же он сделает? В целом мире
у него есть один единственный друг и защитник — Майлс Гендон, и он,
естественно, попытается разыскать своего друга, если только для этого ему не
понадобится возвращаться в Лондон и подвергать себя новым опасностям. Он,
безусловно, направится к Гендон-холлу, так как знает, что Майлс держит путь
туда, в свой родной дом. Да, дело ясное: надо, не теряя времени тут, в
Саутворке, двинуться через Кент на Монксголм, обыскивая по дороге леса и
расспрашивая прохожих о мальчике».
Вернемся теперь к пропавшему без вести маленькому королю.
Оборванец, который, по словам трактирного слуги, подошел
будто бы тут же на мосту к королю и молодому человеку, на самом деле не
подходил к ним, но следовал за ними по пятам. В разговор с ними он не вступал.
Левая рука его была на перевязи, и на левый глаз был налеплен большущий зеленый
пластырь. Оборванец слегка прихрамывал и опирался на толстую дубовую палку.
Молодой человек повел короля в обход через Саутворк, мало-помалу приближаясь к
большой проезжей дороге. Король начинал сердиться, говорил, что дальше не
пойдет, что не подобает ему ходить к Гендону, что Гендон обязан явиться к нему.
Он не потерпит такой оскорбительной дерзости. Он останется здесь.
Молодой человек сказал:
— Ты хочешь остаться здесь, когда твой друг лежит раненый в
лесу? Ладно, оставайся!..
Король сразу заговорил по-другому.
