Солдат отдал ему честь алебардой и, ухмыляясь, сказал:
— Здравия желаю, ваше королевское высочество! — Потом
сердито: — Поди ты вон, полоумная рвань!
Толпа с хохотом сомкнулась вокруг бедного маленького принца
и погнала его по дороге с гиканьем и криками:
— Дорогу его королевскому высочеству! Дорогу принцу
Уэльскому!
Глава 4
Невзгоды принца начинаются
Толпа травила и преследовала принца в течение многих часов,
а потом отхлынула и оставила его в покое. Пока у принца хватало сил яростно
отбиваться от черни, грозя ей своей королевской немилостью, пока он мог
по-королевски отдавать ей приказания, это забавляло всех, но когда усталость,
наконец, принудила принца умолкнуть, он утратил для мучителей всякую
занимательность, и они отправились искать себе других развлечений. Принц стал
озираться вокруг, но не узнавал местности; он знал только, что находится в
Лондоне. Он пошел куда глаза глядят. Немного погодя дома стали редеть, прохожих
встречалось все меньше. Он окунул окровавленные ноги в ручей, протекавший там,
где теперь находится Фарингдон-стрит, отдохнул несколько минут и снова пустился
в путь. Скоро добрел он до большого пустыря, где было лишь несколько
беспорядочно разбросанных зданий и стояла огромная церковь. Принц узнал эту
церковь. Она была окружена лесами, и всюду возились рабочие: ее перестраивали
заново. Принц сразу приободрился. Он почувствовал, что его злоключениям —
конец, и сказал себе: «Это древняя церковь Серых монахов, которую король, мой
отец, отнял у них и превратил в убежище для брошенных и бедных детей и дал ей
новое название — Христова обитель. Здешние питомцы, конечно, с радостью окажут
услугу сыну того, кто был так щедр и великодушен к ним, тем более что этот сын
так же покинут и беден, как те, что ныне нашли здесь приют или найдут его в
будущем».
Скоро он очутился в толпе мальчуганов, которые бегали,
прыгали, играли в мяч и в чехарду, — каждый забавлялся, как мог, и все страшно
шумели. Они были одеты одинаково, как одевались в те дни подмастерья и слуги. У
каждого на макушке была плоская черная шапочка величиною с блюдце, — она не
защищала головы, потому что была очень мала, и уж совсем не украшала ее; из-под
шапочки падали на лоб волосы, подстриженные в кружок, без пробора; на шее —
воротник, как у лиц духовного звания; синий камзол с широкими рукавами, плотно
облегавший тело и доходивший до колен; широкий красный пояс, ярко-желтые чулки,
перетянутые выше колен подвязками, и туфли с большими металлическими пряжками.
Это был достаточно безобразный костюм.
Мальчики прекратили игру и столпились вокруг принца. Тот
проговорил с прирожденным достоинством:
— Добрые мальчики, скажите вашему начальнику, что с ним
желает беседовать Эдуард, принц Уэльский.
Эти слова были встречены громкими криками, а один наглый
подросток сказал:
— Ты, что ли, оборванец, посол его милости?
Лицо принца вспыхнуло гневом, он привычным жестом протянул
было руку к бедру, но ничего не нашел. Все дружно захохотали, и один мальчишка
крикнул:
— Видали? Он и впрямь был уверен, что у него, как у принца,
есть шпага!
Эта насмешка вызвала новый взрыв хохота. Эдуард гордо
выпрямился и сказал:
— Да, я принц. И не подобает вам, кормящимся щедротами отца
моего, так обращаться со мною.
Слова его показались чрезвычайно забавными, и толпа опять
захохотала. Подросток, который вступил в разговор раньше всех, крикнул своим
товарищам:
— Эй вы, свиньи, рабы, нахлебники царственного отца его
милости, или вы забыли приличия? Скорее на колени, вы все, да стукайте лбами
покрепче! Кланяйтесь его королевской особе и его королевским лохмотьям!
И с буйным весельем они все упали на колени, воздавая своей
жертве глумливые почести.
Принц пнул ближайшего мальчишку ногой и с негодованием
сказал:
— Вот тебе покуда задаток, а завтра я тебя вздерну на
виселицу!
Э, это уж не шутка! Какие тут шутки! Смех мгновенно умолк, и
веселье уступило место ярости. Голосов десять закричало:
— Держи его! Волоки его в пруд! Где собаки? Хватай его, Лев!
Хватай его, Клыкастый!
Затем последовала сцена, какой никогда еще не видела Англия:
плебеи подняли руку на священную особу наследника и стали травить его псами,
которые чуть не разорвали его.
К ночи принц очутился в густо населенной части города. Тело
его было в синяках, руки в крови, лохмотья забрызганы грязью. Он бродил по
улицам, все больше теряя мужество, — усталый и слабый, еле волоча ноги. Он уже
перестал задавать вопросы прохожим, потому что те отвечали ему одними
ругательствами. Он бормотал про себя:
— Двор Отбросов! Только бы хватило у меня сил не упасть и
дотащиться до него, — тогда я спасен. Родные этого мальчишки отведут меня во
дворец, скажут, что я не принадлежу к их семье, что я истинный принц, — и я
снова стану, чем был.
Время от времени он вспоминал, как его обидели мальчишки из
Христовой обители, и говорил себе:
— Когда я сделаюсь королем, они не только получат от меня
пищу и кров, но будут учиться по книгам, так как сытый желудок немногого стоит,
когда голодают сердце и ум. Эту историю я постараюсь хорошенько запомнить,
чтобы урок, полученный мною сегодня, не пропал даром и мой народ не страдал бы
от невежества. Знание смягчает сердца, воспитывает милосердие и жалость.
В окнах зажглись огни, поднялся ветер, пошел дождь, —
наступила сырая, холодная ночь. Бездомный принц, бесприютный наследник
английского трона шел все дальше и дальше, углубляясь в лабиринты грязных улиц,
где теснились кишащие ульи нищеты.
Вдруг какой-то пьяный огромного роста грубо схватил его за
шиворот и сказал:
— Опять прошлялся до такого позднего часа, а домой, небось,
не принес ни одного медного фартинга! Ну смотри! Если ты без денег, я переломаю
тебе все твои тощие ребра, не будь я Джон Кенти!
Принц вырвался из рук пьяницы и, брезгливо потирая
оскверненное его прикосновением плечо, вскричал:
— О, ты его отец? Слава благим небесам! Отведи меня в
родительский дом, а его уведи оттуда.
— Его отец? Не знаю, что ты хочешь сказать, но знаю, что твой
отец я… И скоро ты на собственной шкуре…
