Очевидно, этот Сильвен и есть тот, кто опаздывает к ней на встречу.
В конце концов, не в силах больше ждать, хранительница музея пожимает плечами и, что-то пробурчав себе под нос, направляется к выходу из сада. Я следую за ней, держась на безопасном расстоянии.
— А вы что здесь делаете? — с удивлением говорит один из смотрителей, заметив меня. — Вы разве не знаете, что зоопарк закрылся почти час назад?
Я, наивно хлопая ресницами, отвечаю:
— Извините, я нечаянно заснула на скамейке…
Смягчившись, он улыбается:
— Скорее идите домой, иначе я запру вас здесь с остальными зверюшками!
Я почти сразу замечаю Жервезу Массон примерно в сотне метрах впереди. Она медленно идет по улице Жоффруа-Сен-Илэр.
Через десять минут я моргаю уже от непритворного удивления — у меня ощущение дежавю. Жервеза Массон направляется в «Баскский трактир»! Так-так…
Она скрывается за дверью, я остаюсь снаружи.
И жду…
На другой стороне улицы Крулебарб, в сквере Рене Ле Галла, я отыскиваю ту самую скамейку, на которой сидела, когда разговаривала с Амани Отокорэ.
«Еще один знак!» — говорю я себе, в то время как в ресторан входит очередной посетитель — светловолосый, довольно высокий молодой мужчина.
Сквозь широкое, во всю стену, окно я вижу, как Жервеза поднимается из-за стола и с суровым видом идет ему навстречу.
С моего наблюдательного пункта не слышно, что они говорят. Да еще и полицейский ходит вдоль окна из стороны в сторону… Солнце садится, над крышами уже можно различить диск луны. Я начинаю замерзать.
Через два часа Жервеза Массон и ее компаньон наконец поднимаются и идут к выходу. И у нее, и у него лицо мрачное.
Жервеза, кажется, пытается подбодрить молодого мужчину.
Выйдя на улицу, она загадочным тоном произносит:
— Сегодня я покажу тебе… картины.
Они постепенно удаляются.
Я следую за ними.
Жервеза явно нервничает. Ее спутник — видимо, Сильвен — неожиданно резко оборачивается.
— Что такое? — спрашивает она. — С тобой все в порядке?
— Да… мне просто показалось, что за нами кто-то следит…
Жервеза кивает:
— Да, у меня тоже было такое ощущение… весь день. Как будто кто-то за мной шпионит. Но это, наверно, из-за того, что обстановка вокруг напряженная. Сначала похищения детей, потом — несчастный случай на острове Сен-Луи…
«Как хорошо, что в Париже растут такие густые платаны!» — думаю я. Если бы не эти деревья, меня заметили бы давным-давно!
И мадам Массон конечно же узнала бы меня.
Поэтому я из предосторожности не сокращаю дистанцию между мной и теми, за кем наблюдаю.
Кто такой этот Сильвен? О каких картинах они говорили? И куда, вообще-то, он и она идут?
Улица Крулебарб, улица Ле Брюн, улица Фоссе-Сен-Марсель. Улица Жоффруа-Сен-Илэр…
Ну и ну — мы возвращаемся в Ботанический сад!
Но как же я теперь войду?
Сильвен и Жервеза проходят мимо главного входа — разумеется, запертого — и следуют дальше. Со стороны улицы Кювье оказывается еще один вход, закрытый лишь шлагбаумом в красную и белую полоску. Рядом с ним — будка ночного сторожа.
— Добрый вечер, Эрве! — говорит ему Жервеза Массон, и он поднимает шлагбаум.
Мне опять приходится ждать.
У сторожа усталый вид, и, скорее всего, он скоро опять уснет.
Проходит десять минут с того момента, как Жервеза и Сильвен вошли в сад. Смогу ли я потом их там найти?
«Да!» — говорю я себе, незаметно проскальзывая мимо будки сторожа.
Вскоре я замечаю их — они о чем-то разговаривают возле Галереи эволюции.
Судя по всему, у них снова какие-то разногласия.
Но когда я подхожу ближе, они уже скрываются внутри здания.
После некоторого — очень недолгого! — размышления я следую за ними.
Не для того я претерпела столько испытаний за сегодняшний день, чтобы отступиться.
Сейчас, в полусумраке, галерея еще больше впечатляет.
Множество чучел животных, стоящих на постаментах и в витринах или подвешенных к потолку на тонких тросах, кажутся живыми.
Лев готовится к прыжку. Орел парит. Слон топает ногой оземь. Весь этот Ноев ковчег словно приветствует меня немыми криками.
Однако единственный звук, который я слышу на самом деле, — это шум шагов Сильвена и Жервезы.
Я вижу их силуэты, благодаря свету карманного фонарика в руке Жервезы. Они поднимаются по лестнице.
Стараясь ступать как можно тише, я через некоторое время начинаю подниматься следом за ними.
Мы доходим до последнего этажа.
Остановившись в двух шагах от закрытой железной двери, хранительница музея и молодой мужчина снова обмениваются несколькими фразами. Увы, я слишком далеко, чтобы разобрать слова. Жервеза говорит суровым тоном, кулаки ее сжаты. Сильвен бледен от волнения; он неотрывно смотрит на дверь.
Наконец Жервеза подходит к двери и открывает ее.
Сильвен вздрагивает, потом успокаивается. Лицо обретает нормальный оттенок.
В помещении за дверью темно, однако Жервеза делает Сильвену знак войти.
Сама она остается снаружи, закрывает за Сильвеном дверь и — надо же! — снова запирает ее на замок.
Потом она щелкает выключателем, который находится на стене слева от двери, — и я едва успеваю спрятаться за выступом стены.
Несмотря на толщину двери, я слышу донесшийся из-за нее крик.
Даже не крик — настоящий дикий вопль!
Как будто Жервеза заперла Сильвена в камере пыток.
Крик быстро обрывается, но эхо от него еще долго разносится по закоулкам галереи. Мне даже кажется, что я слышу шепоток, пробегающий между чучелами животных.
Сколько времени мне еще придется здесь провести? Десять, двадцать минут?.. Жервеза с безмятежным видом садится у витрины с латимерией и прислоняется к ней спиной, как будто ничего особенного не происходит. Время от времени из-за двери доносятся вскрики, но Жервеза даже не оборачивается в ту сторону.
Через некоторое время слышится звук, похожий на писк будильника.
Жервеза снимает очки, убирает их в футляр, затем в сумку, после чего пудрит нос и встает.
Потом выключает свет, отпирает замок, открывает дверь.
Сильвен выходит далеко не сразу. Я напрасно вытягиваю шею, пытаясь разглядеть, что же скрывается в том таинственном месте.
Но, судя по лицу Сильвена, это что-то невероятное. Он выглядит как одержимый: его тело сотрясают судороги, глаза вылезают из орбит, мускулы лица подергиваются, как при нервном тике, руки дрожат. Но при этом, как ни странно, во взгляде его читается такое умиротворение, словно он побывал в раю!