— Как-то, когда мы только что познакомились, я целый день
думал о том, как мы с тобой поедем вместе в отель «Кавур» и как все будет.
— Это было нахальство с твоей стороны. Но ведь это не
«Кавур», правда?
— Нет. Туда бы нас не пустили.
— Когда-нибудь пустят. Но вот видишь, милый, в этом разница
между нами. Я никогда ни о чем не думала.
— Совсем никогда?
— Ну, немножко, — сказала она.
— Ах ты, милая!
Я налил еще стакан вина.
— Я совсем простая, — сказала Кэтрин.
— Сначала я думал иначе. Мне показалось, что ты сумасшедшая.
— Я и была немножко сумасшедшая. Но не как-нибудь
по-особенному сумасшедшая. Я тебя не смутила тогда, милый?
— Изумительная вещь вино, — сказал я. — Забываешь все
плохое.
— Чудесная вещь, — сказала Кэтрин. — Но у моего отца от него
сделалась очень сильная подагра.
— У тебя есть отец?
— Да, — сказала Кэтрин. — У него подагра. Но тебе совсем не
нужно будет с ним встречаться. А у тебя разве нет отца?
— Нет, — сказал я. — У меня отчим.
— А он мне понравится?
— Тебе не нужно будет с ним встречаться.
— Нам с тобой так хорошо, — сказала Кэтрин. — Меня больше
ничего не интересует. Я такая счастливая жена.
Пришел официант и убрал посуду. Немного погодя мы притихли,
и было слышно, как идет дождь. Внизу, на площади, прогудел автомобиль.
— Но слышу мчащих все быстрей
Крылатых времени коней, —
сказал я.
— Я знаю эти стихи, — сказала Кэтрин. — Это Марвелл. Только
ведь это о девушке, которая не хотела жить с мужчиной.
Голова у меня была очень ясная и свежая, и мне хотелось
говорить о житейском.
— Где ты будешь рожать?
— Не знаю. В самом лучшем месте.
— Как ты все устроишь?
— Самым лучшим образом. Не беспокойся, милый. До окончания
войны у нас может быть еще много детей.
— Нам скоро пора.
— Я знаю. Если хочешь, считай, что уже пора.
— Нет.
— Тогда не нервничай, милый. Ты был совсем хороший все
время, а теперь ты начинаешь нервничать.
— Не буду. Ты мне будешь часто писать?
— Каждый день. Ваши письма просматривают?
— Там так плохо знают английский язык, что это не имеет
значения.
— Я буду писать очень путано, — сказала Кэтрин.
— Но не слишком уж путано.
— Нет, только чуть-чуть путано.
— Пожалуй, нужно идти.
— Хорошо, милый.
— Мне не хочется уходить из нашего милого домика.
— И мне тоже.
— Но нужно идти.
— Хорошо. Мы ведь никогда еще долго не жили дома.
— Еще поживем.
— Я тебе приготовлю хорошенький домик к твоему возвращению.
— Может быть, я вернусь очень скоро.
— Вдруг тебя ранят чуть-чуть в ногу.
— Или в мочку уха.
— Нет, я хочу, чтоб твои уши остались, как они есть.
— А ноги нет?
— В ноги ты уже был ранен.
— Надо нам идти, дорогая.
— Хорошо. Иди ты первый.
Глава 24
Мы не стали вызывать лифт, а спустились по лестнице. Ковер на
лестнице был потертый. Я уплатил за обед, когда его принесли, и официант,
который принес его, сидел у дверей. Он вскочил и поклонился, и я прошел с ним в
контору и уплатил за номер. Управляющий принял меня как друга и отказался
получить вперед, но, расставшись со мной, он позаботился посадить у дверей
официанта, чтоб я не сбежал, не заплатив. По-видимому, такие случаи у него
бывали, даже с друзьями. Столько друзей заводишь во время войны.
Я попросил официанта сходить за экипажем, и он взял у меня
из рук сверток Кэтрин и, раскрыв зонт, вышел. Из окна мы видели, как он
переходил улицу под дождем. Мы стояли в конторе и глядели в окно.
— Как ты себя чувствуешь, Кэт?
— Спать хочется.
— А мне тоскливо и есть хочется.
— У тебя есть с собой какая-нибудь еда?
— Да, в походной сумке.
Я увидел подъезжавший экипаж. Он остановился, лошадь стала,
понурив голову под дождем, официант вылез, раскрыв зонт, и пошел к отелю. Мы
встретили его в дверях и под зонтом прошли по мокрому тротуару к экипажу. В
сточной канаве бежала вода.
— Ваш сверток на сиденье, — сказал официант. Он стоял с
зонтом, пока мы усаживались, и я дал ему на чай.
— Спасибо. Счастливого пути, — сказал он.
Кучер подобрал вожжи, и лошадь тронулась. Официант
повернулся со своим зонтом и направился к отелю. Мы поехали вдоль тротуара,
затем повернули налево и выехали к вокзалу с правой стороны. Два карабинера
стояли у фонаря, куда почти не попадал дождь. Их шляпы блестели под фонарем.
При свете вокзальных огней дождь был прозрачный и чистый. Из-под навеса вышел
носильщик, пряча от дождя голову в воротник.
— Нет, — сказал я. — Спасибо. Не требуется.
Он снова укрылся под навесом. Я обернулся к Кэтрин. Ее лицо
было в тени поднятого верха.
— Что ж, попрощаемся?
— Я войду.
— Не надо.
— До свидания, Кэт.
— Скажи ему адрес госпиталя.
— Хорошо.
Я сказал кучеру, куда ехать. Он кивнул.
— До свидания, — сказал я. — Береги себя и маленькую Кэтрин.
— До свидания, милый.
— До свидания, — сказал я.
