— Tenente? Кто тут tenente? A basso gli ufficiali! Долой
офицеров!
Пиани взял меня под руку.
— Я лучше буду звать вас по имени, — сказал он. — А то не
случилось бы беды. Были случаи расправы с офицерами.
Мы ускорили шаг и миновали эту группу.
— Я постараюсь сделать так, чтобы его родных не притянули к
ответу, — сказал я, продолжая разговор.
— Если война кончилась, тогда все равно, — сказал Пиани. —
Но я не верю, что она кончилась. Слишком было бы хорошо, если бы она кончилась.
— Это мы скоро узнаем, — сказал я.
— Я не верю, что она кончилась. Тут все думают, что она
кончилась, но я не верю.
— Viva la Pace! [Да здравствует мир! (итал.)] — выкрикнул
какой-то солдат. — Мы идем домой.
— Славно было бы, если б мы все пошли домой, — сказал Пиани.
— Хотелось бы вам пойти домой?
— Да.
— Не будет этого. Я не верю, что война кончилась.
— Andiamo a casa! [По домам! (итал.)] — закричал солдат.
— Они бросают винтовки, — сказал Пиани. — Снимают их и
кидают на ходу. А потом кричат.
— Напрасно они бросают винтовки.
— Они думают, если они побросают винтовки, их не заставят
больше воевать.
В темноте под дождем, прокладывая себе путь вдоль края
дороги, я видел, что многие солдаты сохранили свои винтовки. Они торчали за
плечами.
— Какой бригады? — окликнул офицер.
— Brigata di Pace! — закричал кто-то. — Бригады мира.
Офицер промолчал.
— Что он говорит? Что говорит офицер?
— Долой офицера! Viva la Pace!
— Прибавьте шагу, — сказал Пиани.
Мы увидели два английских санитарных автомобиля, покинутых
среди других машин на дороге.
— Из Гориции, — сказал Пиани. — Я знаю эти машины.
— Они опередили нас.
— Они раньше выехали.
— Странно. Где же шоферы?
— Где-нибудь впереди.
— Немцы остановились под Удине, — сказал я. — Мы все перейдем
реку.
— Да, — сказал Пиани. — Вот почему я и думаю, что война
будет продолжаться.
— Немцы могли продвинуться дальше, — сказал я. — Странно,
почему они не продвигаются дальше.
— Не понимаю. Я ничего не понимаю в этой войне.
— Вероятно, им пришлось дожидаться обоза.
— Не понимаю, — сказал Пиани. Один, он стал гораздо
деликатней. В компании других шоферов он был очень невоздержан на язык.
— Вы женаты, Луиджи?
— Вы ведь знаете, что я женат.
— Не потому ли вы не захотели сдаться в плен?
— Отчасти и потому. А вы женаты, tenente?
— Нет.
— Бонелло тоже нет.
— Нельзя все объяснять только тем, что человек женат или не
женат. Но женатому, конечно, хочется вернуться к жене, — сказал я. Мне
нравилось разговаривать о женах.
— Да.
— Как ваши ноги?
— Болят.
Перед самым рассветом мы добрались до берега Тальяменто и
свернули вдоль вздувшейся реки к мосту, по которому шла переправа.
— Должны бы закрепиться на этой реке, — сказал Пиани. В
темноте казалось, что река вздулась очень высоко. Вода бурлила, и русло как
будто расширилось. Деревя??ный мост был почти в три четверти мили длиной, и
река, которая обычно узкими протоками бежала в глубине по широкому каменистому
дну, поднялась теперь почти до самого деревянного настила. Мы прошли по берегу
и потом смешались с толпой, переходившей мост. Медленно шагая под дождем, в
нескольких футах от вздувшейся реки, стиснутый плотно в толпе, едва не натыкаясь
на зарядный ящик впереди, я смотрел в сторону и следил за рекой. Теперь, когда
пришлось равнять свой шаг по чужим, я почувствовал сильную усталость. Оживления
не было при переходе через мост. Я подумал, что было бы, если бы днем сюда
сбросил бомбу самолет.
— Пиани! — сказал я.
— Я здесь, tenente. — В толчее он немного ушел от меня
вперед. Никто не разговаривал. Каждый старался перейти как можно скорей, думал
только об этом. Мы уже почти перешли. В конце моста, по обе стороны, стояли с
фонарями офицеры и карабинеры. Их силуэты чернели на фоне неба. Когда мы
подошли ближе, я увидел, как один офицер указал на какого-то человека в
колонне. Карабинер пошел за ним и вернулся, держа его за плечо. Он повел его в
сторону от дороги. Мы почти поравнялись с офицерами. Они всматривались в
каждого проходившего в колонне, иногда переговариваясь друг с другом, выступая
вперед, чтобы осветить фонарем чье-нибудь лицо. Еще одного взяли как раз перед
тем, как мы поравнялись с ними. Это был подполковник. Я видел звездочки на его
рукаве, когда его осветили фонарем. У него были седые волосы, он был низенький
и толстый. Карабинеры потащили его в сторону от моста. Когда мы поравнялись с
офицерами, я увидел, что они смотрят на меня. Потом один указал на меня и
что-то сказал карабинеру. Я увидел, что карабинер направляется в мою сторону,
проталкиваясь ко мне сквозь крайние ряды коллоны, потом я почувствовал, что он
ухватил меня за ворот.
— В чем дело? — спросил я и ударил его по лицу. Я увидел его
лицо под шляпой, подкрученные кверху усы и кровь, стекавшую по щеке. Еще один
нырнул в толпу, пробираясь к нам.
— В чем дело? — спросил я. Он не отвечал. Он выбирал момент,
готовясь схватить меня. Я сунул руку за спину, чтоб достать пистолет. — Ты что,
не знаешь, что не смеешь трогать офицера?
Второй схватил меня сзади и дернул мою руку так, что чуть не
вывихнул ее. Я обернулся к нему, и тут первый обхватил меня за шею. Я бил его
ногами и левым коленом угодил ему в пах.
— В случае сопротивления стреляйте, — услышал я чей-то
голос.
— Что это значит? — попытался я крикнуть, но мой голос
прозвучал глухо. Они уже оттащили меня на край дороги.
— В случае сопротивления стреляйте, — сказал офицер. —
Уведите его.
— Кто вы такие?
— После узнаете.
— Кто вы такие?
— Полевая жандармерия, — сказал другой офицер.
— Почему же вы не просили меня подойти, вместо того чтоб
напускать на меня эти самолеты?
