Граф Греффи улыбнулся и повертел стакан в пальцах.
— Я предполагал, что с возрастом стану набожнее, но
почему-то этого не случилось, — сказал он. — Очень сожалею.
— Вы хотели бы жить после смерти? — сказал я и сейчас же
спохватился, что глупо было упоминать о смерти. Но его не смутило это слово.
— Смотря как жить. Эта жизнь очень приятна. Я хотел бы жить
вечно. — Он улыбнулся. — Мне это почти удалось.
Мы сидели в глубоких кожаных креслах, разделенные столиком с
бокалами и шампанским в серебряном ведерке.
— Если вы доживете до моего возраста, многое вам будет
казаться странным.
— Вы не похожи на старика.
— Тело стареет. Иногда мне кажется, что у меня палец может
отломиться, как кончик мелка. А дух не стареет, и мудрости не прибавляется.
— Вы мудры.
— Нет, это великое заблуждение — о мудрости стариков.
Старики не мудры. Они только осторожны.
— Быть может, это и есть мудрость.
— Это очень непривлекательная мудрость. Что вы цените выше
всего?
— Любимую женщину.
— Вот и я так же. Это не мудрость. Жизнь вы цените?
— Да.
— Я тоже. Потому что это все, что у меня есть. И еще дни
рождения, — засмеялся он. — Видимо, вы более мудры, чем я. Вы не празднуете
день своего рождения.
Мы оба потягивали вино.
— Что вы в самом деле думаете о войне? — спросил я.
— Я думаю, что она нелепа.
— Кто выиграет ее?
— Итальянцы.
— Почему?
— Они более молодая нация.
— Разве молодые нации всегда выигрывают войну?
— Они способны на это в известном периоде.
— А потом что?
— Они становятся старыми нациями.
— А вы еще говорите, что не мудры.
— Дорогой мой мальчик, это не мудрость. Это цинизм.
— Мне это кажется величайшей мудростью.
— Это не совсем так. Я мог бы вам привести примеры в
подтверждение противоположного. Но это неплохо сказано. Мы выпили все
шампанское?
— Почти.
— Может быть, выпьем еще? Потом я пойду переодеться.
— Пожалуй, не стоит больше.
— Вам в самом деле не хочется?
— Да.
Он встал.
— Желаю вам много удачи, и много счастья, и много, много
здоровья.
— Благодарю вас. А я желаю вам жить вечно.
— Благодарю вас. Я так и делаю. А если вы когда-нибудь
станете набожным, помолитесь за меня, когда я умру. Я уже нескольких друзей
просил об этом. Я надеялся сам стать набожным, но этого не случилось.
Мне казалось, что он улыбнулся с грустью, но я не был
уверен. Он был очень стар, и на его лице было очень много морщин, и в улыбке
участвовало столько черточек, что оттенки терялись в них.
— Я, может быть, стану очень набожным, — сказал я. — Во
всяком случае, я буду молиться за вас.
— Я всегда ожидал, что стану набожным. В моей семье все
умирали очень набожными. Но почему-то этого не случилось.
— Еще слишком рано.
— Может быть, уже слишком поздно. Может быть, я пережил свое
религиозное чувство.
— У меня оно появляется только ночью.
— Но ведь вы еще и любите. Не забывайте, что это тоже
религиозное чувство.
— Вы думаете?
— Конечно. — Он сделал шаг к бильярду. — Вы очень добры, что
сыграли со мной.
— Это было большим удовольствием для меня.
— Пойдемте наверх вместе.
Глава 36
Ночью была гроза, и, проснувшись, я услышал, как дождь
хлещет по оконным стеклам. В открытое окно заливала вода. Кто-то стучался в
дверь. Я подошел к двери очень тихо, чтобы не разбудить Кэтрин, и отворил. Это
был бармен. Он был в пальто и держал в руках мокрую шляпу.
— Мне нужно поговорить с вами, tenente.
— В чем дело?
— Дело очень серьезное.
Я огляделся. В комнате было темно. Я увидел лужу на полу под
окном. — Войдите, — сказал я. Я за руку провел его в ванную комнату, запер
дверь и зажег свет. Я присел на край ванны.
— В чем дело, Эмилио? У вас какая-нибудь беда?
— Нет. Не у меня, а у вас, tenente.
— Вот как?
— Утром придут вас арестовать.
— Вот как?
— Я пришел сказать вам. Я был в городе и в кафе услышал
разговор.
— Понимаю.
Он стоял передо мной, в мокром пальто, с мокрой шляпой в
руках, и молчал.
— За что меня хотят арестовать?
— Что-то связанное с войной.
— Вы знаете — что?
— Нет. Но я знаю, что вас прежде видели здесь офицером, а
теперь вы приехали в штатском. После этого отступления они каждого готовы
арестовать.
Я минуту раздумывал.
— В котором часу они собирались прийти?
— Утром. Точного часа не знаю.
— Что вы советуете делать?
Он положил шляпу в раковину умывальника. Она была очень
мокрая, и вода все время стекала на пол.
— Если за вами ничего нет, то вам нечего опасаться. Но
попасть под арест всегда неприятно — особенно теперь.
— Я не хочу попасть под арест.
— Тогда уезжайте в Швейцарию.
— Как?
— На моей лодке.
— На озере буря, — сказал я.
— Буря миновала. Волны еще есть, но вы справитесь.
— Когда нам ехать?
— Сейчас. Они могут прийти рано утром.
— А наши вещи?
— Уложите их. Пусть ваша леди одевается. Я позабочусь о
вещах.
— Где вы будете?
— Я подожду здесь. Не нужно, чтоб меня видели в коридоре.
