Я услышал, как Кэтрин ополаскивает черпак за бортом лодки.
Потом она протянула его мне до краев полным воды. Меня мучила жажда после
коньяка, а вода была холодная, как лед, такая холодная, что зубы заломило. Я
посмотрел на берег. Мы приближались к стрелке. В бухте впереди видны были огни.
— Спасибо, — сказал я и передал ей черпак.
— Сделайте одолжение, — сказала Кэтрин. — Не угодно ли еще?
— Ты бы съела что-нибудь.
— Нет. Я пока еще не голодна. Надо приберечь еду на то
время, когда я проголодаюсь.
— Ладно.
То, что издали казалось стрелкой, был длинный скалистый мыс.
Я отъехал на середину озера, чтобы обогнуть его. Озеро здесь было гораздо уже.
Луна опять вышла, и если guardia di Finanza [таможенная стража (итал.)]
наблюдала с берега, она могла видеть, как наша лодка чернеет на воде.
— Как ты там, Кэт?
— Очень хорошо. Где мы?
— Я думаю, нам осталось не больше восьми миль.
— Бедненький ты мой! Ведь это сколько еще грести. Ты еще
жив?
— Вполне. Я ничего. Только вот ладони натер.
Мы ехали все время к северу. Горная цепь на правом берегу
прервалась, отлогий спуск вел к низкому берегу, где, по моим расчетам, должно
было находиться Каннобио. Я держался на большом расстоянии от берега, потому
что в этих местах опасность встретить guardia была особенно велика. На другом
берегу впереди была высокая куполообразная гора. Я устал. Грести оставалось
немного, но когда уже выбьешься из сил, то и такое расстояние велико. Я знал,
что нужно миновать эту гору и сделать еще по меньшей мере пять миль по озеру,
прежде чем мы попадем наконец в швейцарские воды. Луна уже заходила, но перед
тем, как она зашла, небо опять заволокло тучами, и стало очень темно. Я
держался подальше от берега и время от времени отдыхал, подняв весла так, чтобы
ветер ударял в лопасти.
— Дай я погребу немножко, — сказала Кэтрин.
— Тебе, пожалуй, нельзя.
— Глупости. Это мне даже полезно. Не будут так затекать
ноги.
— Тебе, наверно, нельзя, Кэт.
— Глупости. Умеренные занятия греблей весьма полезны для
молодых дам в период беременности.
— Ну, ладно, садись и греби умеренно. Я перейду на твое
место, а потом ты иди на мое. Держись за борта, когда будешь переходить.
Я сидел на корме в пальто, подняв воротник, и смотрел, как
Кэтрин гребет. Она гребла хорошо, но весла были слишком длинные и неудобные для
нее. Я открыл чемодан и съел два сандвича и выпил коньяку. От этого все стало
гораздо лучше, и я выпил еще.
— Скажи мне, когда устанешь, — сказал я. Потом, спустя
немного: — Смотри не ткни себя веслом в живот.
— Если б это случилось, — сказала Кэтрин между взмахами, —
жизнь стала бы много проще.
Я выпил еще коньяку.
— Ну как?
— Хорошо.
— Скажи мне, когда надоест.
— Хорошо.
Я выпил еще коньяку, потом взялся за борта и пошел к
середине лодки.
— Не надо. Мне так очень хорошо.
— Нет, иди на корму. Я отлично отдохнул. Некоторое время
после коньяка я греб уверенно и легко. Потом у меня начали зарываться весла, и
вскоре я опять перешел на короткие взмахи, чувствуя тонкий смутный привкус
желчи во рту, оттого что я слишком сильно греб после коньяка.
— Дай мне, пожалуйста, глоток воды, — сказал я.
— Хоть целое ведро.
Перед рассветом начало моросить. Ветер улетел, а может быть,
нас теперь защищали горы, обступившие изгиб озера. Когда я понял, что
приближается рассвет, я уселся поудобнее и налег на весла. Я не знал, где мы, и
хотел скорей попасть в швейцарскую часть озера. Когда стало светать, мы были
совсем близко от берега. Видны были деревья и каменистый спуск к воде.
— Что это? — сказала Кэтрин. Я поднял весла и прислушался.
На озере стучал лодочный мотор. Мы подъехали к самому берегу и остановились.
Стук приблизился; потом невдалеке от нашей кормы мы увидели под дождем моторную
лодку. На корме сидели четыре guardia di Finanza в надвинутых шляпах альпийских
стрелков, с поднятыми воротниками и с карабинами за спиной; все четверо
казались сонными в этот ранний час. Мне видны были желтые знаки у них на
воротниках и что-то желтое на шляпах. Стуча мотором, лодка проехала дальше и
скрылась из виду под дождем.
Я отъехал к середине озера. Очевидно, граница была совсем
близко, и я вовсе не хотел, чтоб нас окликнул с дороги часовой. Я выровнялся
там, откуда берег был только виден, и еще три четверти часа греб под дождем.
Один раз мы опять услышали моторную лодку, и я переждал, пока стук затих у
другого берега.
— Кажется, мы уже в Швейцарии, Кэт, — сказал я.
— Правда?
— Точно нельзя сказать, пока мы не увидим швейцарскую армию.
— Или швейцарский флот.
— Ты не шути швейцарским флотом. Та моторная лодка, которую
мы только что слышали, и была, наверно, швейцарский флот.
— Ну, если мы в Швейцарии, так, по крайней мере,
позавтракаем на славу. В Швейцарии такие чудесные булочки, и масло, и варенье.
* * *
Было уже совсем светло, и шел мелкий дождь. Ветер все еще
дул с юга, и видны были белые гребни барашков, уходившие от нас по озеру. Я уже
не сомневался, что мы в Швейцарии. За деревьями в стороне от берега виднелись
домики, а немного дальше на берегу было селение с каменными домами, несколькими
виллами на холмах и церковью. Я смотрел, нет ли стражи на дороге, которая
тянулась вдоль берега, но никого не было видно. Потом дорога подошла совсем
близко к озеру, и я увидел солдата, выходившего из кафе у дороги. На нем была
серо-зеленая форма и каска, похожая на немецкую. У него было здоровое,
краснощекое лицо и маленькие усики щеточкой. Он посмотрел на нас.
— Помаши ему рукой, — сказал я Кэтрин. Она помахала, и
солдат нерешительно улыбнулся и тоже помахал в ответ. Я стал грести медленнее.
Мы проезжали мимо самого селения.
— Вероятно, мы уже давно в Швейцарии, — сказал я.
— Нужно знать наверняка, милый. Недостает еще, чтобы нас на
границе вернули обратно.
— Граница далеко позади. Это, вероятно, таможенный пункт. Я
почти убежден, что это Бриссаго.
— А нет ли здесь итальянцев? На таможенных пунктах всегда
много народу из соседней страны.
— Не в военное время. Не думаю, чтоб сейчас итальянцам
разрешали переходить границу.
