Фредрик решил, что ослышался. Детский сад был коньком Паулы. Она не собиралась быть образцовой матерью и хозяйкой дома только из-за того, что имела свободную профессию. Но теперь вдруг резко изменила свое мнение.
— Он не будет ходить в детский сад? Но куда же он будет ходить?
— Он останется дома.
— Кто станет о нем заботиться? Ты же работаешь.
— В ближайшее время я не планирую много работать, — объяснила Паула. — Теперь, когда Оливия стала более активной, она больше нуждается в моем внимании. Кроме того, я чувствую, что в данный момент не могу выразить себя так, как мне хотелось бы, я имею в виду творчество. Мне надо восстановиться.
Фредрик нашел ее слова весьма разумными. Паула, насколько он ее знал, всегда интенсивно занималась творчеством, временами, пожалуй, даже слишком интенсивно. Он понимал и одобрял ее желание какое-то время побыть матерью и хозяйкой. Но понимал он также и то, что она недолго будет довольствоваться такой жизнью, и опасался, что Фабиан не получит снова места в детском саду, если они сейчас от него откажутся.
Была у этого дела еще и экономическая сторона. Приданое Паулы закончилось. Они сейчас тратили фактически все, что получали. Хотя выставка Паулы имела успех, доход от нее был смехотворно мал, особенно после того, как Бодиль получила свои пятьдесят процентов. Если учесть, сколько времени Паула отдавала своему искусству, сколько денег было потрачено на материалы, краски и поездки, то выходило, что ее работа — это чисто убыточное предприятие и что она целиком находится на содержании Фредрика. Естественно, он никогда ни словом не упоминал это обстоятельство.
Иногда он спрашивал, что Паула думает о деньгах. Она всегда отделывалась саркастическими шутками. Тем не менее для нее было само собой разумеющимся делом не смотреть на цены в супермаркете, когда она укладывала тот или иной товар в тележку. Она привыкла покупать то, что ей нужно, и покупала даже в ту пору, когда была студенткой художественной школы. Она жила скромно, но в случае нужды всегда могла рассчитывать на помощь родителей. Деньги были для нее так же естественны, как воздух, которым она дышала.
— В следующем году Фабиан пойдет в школу. Пусть пока наслаждается свободой, — сказала Паула.
— Но что он будет делать целыми днями?
Паула окинула Фредрика недоуменным, почти презрительным взглядом:
— У него есть природа, сад, луг, лес. У него есть фантазия.
При слове «лес» Фредрик сразу подумал о Кводе и убитой белке, но не стал ничего говорить, потому что Паула избегала этой темы. Он пытался объяснить ей, насколько отвратительна эта история с белкой, но она не желала его понять.
— Он должен быть мальчиком, — произнесла она в ответ торжественным, почти роковым тоном, словно вкладывая в это слово какой-то сакральный смысл. — Фабиан очень интересуется этим вопросом, если ты заметил. Он часто говорит: «Оливия — девочка, а я — мальчик».
Фредрик не мог понять, почему Фабиан не может быть мальчиком в детском саду. Но он видел, что своими возражениями только обострит ситуацию, и чувствовал, что для такого обострения их отношения были в тот момент слишком хрупкими.
Когда в первый день после отпуска Фредрик поехал на работу, место Фабиана в машине пустовало и не надо было по дороге заезжать в детский сад.
За обедом он жаловался на жизнь Ульфу Шефельдту. Это был единственный человек, которому Фредрик говорил о Кводе. Так, он рассказал, что Квод взял его сына на охоту на белок, что Фабиан сказал: «Человек под лестницей лучше, чем ты», о непростительных оплеухах и о конфликте с Паулой.
Ульф слушал и сочувственно кивал, пока Фредрик рассказывал свою печальную историю.
— Такое, как мне кажется, бывает часто. Человек чувствует, что его, как отца, вытесняет другой человек. Я помню, как это бывает. Мой Тобиас играл тогда в футбол. У него был тренер, Ник, или Мик, или бог знает, как его там звали. Мускулистый парень, такой мачо, который, конечно, нравился мальчишкам. Тобиас был от него без ума. До этого мы по вечерам гоняли мяч ради удовольствия. Это было так, баловство, забава с мячиком. Но теперь я не мог с ним играть, так как Ник или Мик делал все это несравненно лучше. Мне было очень тяжело падать с трона. Но Анна, моя жена, — а она изучала детскую психологию, она у меня воспитательница — сказала, что это совершенно нормально, когда мальчики заменяют отца другим мужским идеалом. По этому поводу незачем расстраиваться и создавать проблему. Другой человек никогда не сможет заменить отца. Это всего лишь временное освобождение. Твой сын любит тебя, как и прежде, Фредрик. Этот квартирант нужен ему только сейчас, чтобы испробовать себя в роли мужчины.
— То же самое говорит мне и Паула. Но надо ли стрелять для этого в белок?! Мы живем не в эпоху первобытных охотников! — воскликнул Фредрик.
Ульф наклонился к Фредрику.
— Знаешь, признаюсь тебе, что в детстве я тоже стрелял по белкам из духового ружья. Ужасно, но я это делал. — Он вздохнул. — В остальном он тебя не беспокоит, этот Квод? Больше не мечет в тебя ножи?
Фредрик рассказывал приятелю о бесполезном приезде полиции. О своем опыте с собакой Бодиль он скромно умолчал.
— Нет, правда, Квод мочится на наши розы, — буркнул он.
Ульф рассмеялся:
— Странный тип. Собственно, с каких пор он живет в доме?
— Не имею понятия.
— Ты не хочешь спросить у прежних владельцев, может быть, они знают?
— Они живут в Канаде, и у меня нет их адреса.
— А кто жил в доме до них?
Фредрик отрицательно покачал головой:
— Этого я не знаю.
Ульф сменил тему:
— Как прошел разговор с шефом?
— Ах, это! Ничего особенного. Ты был прав относительно моего места. Это всего лишь игра на публику. Я продолжаю работать, как работал, только теперь я называюсь советником по стратегии развития. Избавился от туризма и всякой рутинной шелухи и могу теперь сосредоточиться на действительно важных вещах. На переселениях и расширении строительства. Думаю, все будет хорошо, — небрежно произнес Фредрик.
Он не стал говорить, что ему предстоит собеседование со специалистом по подбору кадров. Это было слишком унизительно.
— Ну, что я говорил? — смеясь, сказал Ульф и провел рукой по своим локонам. — Заказать нам кофе?
На следующий день, когда Фредрик, как обычно в выходной день, покупал традиционную бутылку вина, он столкнулся в магазине с соседом, Бьёрном Вальтерссоном, который как раз платил за ящик баночного пива.
— Ты получил деньги за балкон? Я их тебе перевел, — сказал Фредрик.
— Да, получил. Большое спасибо.
— Хорошо. Но я хочу еще кое-что у тебя узнать. Ты не знаешь, кто раньше жил в нашем доме? Я имею в виду до Йонфельтов.
— Да, знаю, — ответил Бьёрн, закрепляя на ящике ручку. — Это была Эльза Стенинг. Милая пожилая дама. Она всегда ездила в магазин на велосипеде, а покупки возила в прицепной тележке. Я предложил подвозить ее, но она отказалась. Раньше она, кажется, была учительницей. Летом всегда сидела в саду перед мольбертом, надев на голову соломенную шляпу. Она была очень живая старуха. Я всегда удивлялся, как она одна управляется с таким большим домом. Но потом она состарилась, продала дом и переехала в пансионат для престарелых Клёвергорден.
