— Ты едешь по длинному туннелю, — произнесла консультант холодным монотонным голосом, — и попадаешь в пробку, которая не движется. Прошел час, но пробка не движется. Что ты будешь делать?
Он задумался над вопросом. Он вообще не знал, что отвечать, и внезапно потерял самообладание.
— Слушай, мне наплевать, что происходит в этом туннеле. Это совершенно не важно, потому что в Кунгсвике нет туннеля. Это не имеет никакого отношения к моей работе.
Она кивнула и спокойно сказала:
— Я просто пытаюсь составить портрет твоей личности. Не принимай это близко к сердцу, отвечай просто и спонтанно, как тебе нравится.
Он проглотил свое раздражение, откашлялся и вперил в камеру твердый взгляд.
— Хорошо, я попробую ответить. Ты сказала, туннель?
— На этот вопрос ты уже ответил. Идем дальше. — Консультант заглянула в блокнот.
— Я не ответил, — запротестовал Фредрик, — я сказал…
— Что тебе наплевать на происходящее в туннеле, — процитировала она его.
— Это был не ответ.
— Именно это и был ответ. Мы переходим к следующему вопросу.
И они перешли. Дальше обошлось без протестов. Он позволил этой соплячке проверять его пригодность к работе, которую три года исполнял без сучка и задоринки. Но приходилось следовать бредовым правилам игры. Может быть, он уже проиграл.
Как странно. Потерять то, что считаешь само собой разумеющимся. Часть своего бытия. Часть самого себя. Как будто твой родной отец вдруг говорит тебе: «Я не твой отец».
Электрический кабель
Лето незаметно перешло в осень. Волнующийся желтый ковер ржи сжали, осталась только жесткая стерня. Плетистые розы увяли — быстро и, как показалось Фредрику, слишком рано. В других дворах розы еще цвели. Может быть, у них с Паулой был сорт роз, которые рано увядают, или Квод перестал писать на них. Кто знает?
Паула стала работать меньше и «разрешила себе стать матерью», как она сама выражалась. Фабиан проводил весь день в лесу и «разрешал себе быть мальчиком» (Фредрик часто спрашивал себя, кем он был до этого).
Рабочий день Фредрика стал длиннее. До этого рабочий день ограничивался необходимостью ехать в детский сад. Теперь этой границы не было, и работы сразу стало больше. Она наваливалась на Фредрика со всех сторон и не убавлялась. Он участвовал в вечерних совещаниях, посещал предприятия и ярмарки в других общинах, а иногда засиживался до десяти часов в своем кабинете, чтобы «решить какой-нибудь каверзный вопрос».
Результат ужасного личностного теста был представлен шефу. Фредрику предложили обсудить результат с консультантом, но он отказался. Он понимал, что результат катастрофичен, и не хотел его знать.
Вместо этого он изо всех сил старался доказать, что эти тесты вводят в заблуждение. Необитаемые острова и туннели! Чушь. Он — человек, который делает что-то реальное. Только это и считается.
Несмотря на то что он много работал, у него не было ощущения, что его высоко ценят. Новая работа поставила перед ним новые задачи и предъявила новые требования. Он делал очень много, но однажды не смог сдержать обещание, чем вызвал раздражение руководства. «Но я же делаю так много, — думал Фредрик. — Я выполняю девять из десяти задач, и единственное, что я слышу, — упрек в том, что не сделал одну десятую».
Вышел сентябрьский номер журнала об интерьерах со статьей «Так живет Паула Крейц». Паула была изображена в мастерской, залитой светом с веранды. Вот большая красивая гостиная. Новое и старое в причудливом и необычном смешении. Вот вся семья в саду — Фредрик, Паула, дети в тележке.
Как же давно это было! Зелень раннего лета была свежа и воздушна, сад окутывала светло-зеленая дымка. Фредрик и Паула тогда еще были парой любящих друг друга людей. Тогда им было о чем говорить друг с другом. Фабиан с льняными волосами. Вот он бережно держит на коленях маленькую сестренку. У него еще никогда не было рогатки, и он не стрелял по белкам, а он, Фредрик, еще ни разу не ударил его по лицу. Ах, какое это было невинное время!
Но что это? Под кустами смородины блестят две какие-то точки. Как глаза хищника, отражающие падающий на них свет. Кто это? Кошка?
Фредрик всмотрелся в фотографию. В фокусе была семья, а не смородиновый куст, точки выделялись на очень темном фоне, но если пристально вглядеться, то можно различить под листвой сидящего на корточках человека.
Он протянул газету Пауле, ничего не говоря ей о своем открытии, и наблюдал за женой, пока она рассматривала фотографии, которые ей очень понравились. Было очевидно, что она не заметила ничего особенного.
По утрам стало ясно и прохладно. Фредрик часто спрашивал себя, как здесь будет, когда станет по-настоящему холодно. Тогда Квод не сможет больше жить в своей подземной норе под фундаментом, так как станет холодно даже для такого неприхотливого человека, как он. Тогда днем он будет спать в каморке. Если полиция тихо к нему подкрадется, то его можно будет взять сонного.
Эта мысль вселяла в него надежду до того, как однажды, ранним бессонным утром, он не увидел то, что удивило его до глубины души. Он сидел на кухне и пил кофе, когда взгляд его вдруг упал на круглую коробку, привинченную к стене. Раньше этой коробки здесь не было. Вероятно, это была распределительная коробка, так как от нее вниз, к штепсельной розетке, тянулся провод, а от нее над полом шел кабель к следующей розетке. Вроде бы ничего особенного.
Но был еще один кабель, уходивший под пол! Зачем? У них же нет погреба. Кабель этот вообще выглядел не так, как остальные провода.
Фредрик подошел к стене, опустился на колени и внимательно рассмотрел кабель. Распределительная коробка и провода к розеткам были белыми, под цвет стены, а провод, уходивший под пол, был темно-коричневым. Почему он до сих пор его не замечал? Теперь же он резко бросается в глаза.
Фредрик припомнил слова Эльзы Стенинг о том, что Квод — «своего рода технический гений». Может быть, он провел ток в свою нору?
Фредрик положил ладони на пол и принялся его ощупывать над тем местом, где кабель уходил вниз. Ему показалось, что пол здесь теплее, чем в других местах.
Он представлял себе убежище Квода как сырую холодную нору. Но теперь ему стало ясно, что там должно быть очень тепло.
Он решил, что зимой последит за счетами электрической компании.
Инсталляция
Когда Фредрик открыл дверь автомобиля, ветер с моря едва не вырвал ее из руки. Он вышел из машины и остановился на почти пустой парковке.
С тех пор как он был здесь в последний раз, поубавилось лодок в маленькой гавани. Закрылся киоск, где продавали мороженое. Над морем парили две жалобно и протяжно кричавшие чайки.
Фредрик открыл дверь и вошел в помещение галереи. Остановившись на пороге, он крикнул: «Привет!», чтобы дать знать о своем приходе, а затем прошел в выставочный зал. Выставка Паулы подходила к концу, и он обещал по дороге домой заехать на элеватор и забрать нераспроданные работы.
