Бодиль наводила последний глянец перед открытием в субботу следующей выставки. Теперь в галерее будет инсталляция. Когда Фредрик вошел, Бодиль колдовала у мониторов, настраивая какие-то изображения. На ней было надето что-то немыслимо свободное кобальтового цвета, что придавало ей сходство с флуоресцирующей глубоководной рыбой. Бодиль обернулась, улыбаясь.
— Как здорово, что ты пришел. Забрать надо сущие пустяки, осталось всего четыре картины. Все остальное продано, — сказала она Фредрику и обняла его, ласково погладив по спине. Зазвенев многочисленными браслетами, она легонько оттолкнула его, как будто это он был инициатором слишком интимного жеста, и продолжила: — Фантастика, правда?
Он кивнул. Как всегда, в присутствии Бодиль у него слегка мутилось в голове. Взгляд его блуждал по залу.
— Что это за выставка?
— Выставляется мужчина. Все это сделал молодой человек, старшеклассник. Мне сказал о нем его учитель. Очень многообещающий молодой человек. Смотри, как это волнующе, правда?
По стенам были развешаны неправдоподобно увеличенные старые фотографии: африканские аборигены в боевой раскраске, охотники на медведей с добычей, путевые рабочие, грузчики и лесорубы, занятые тяжелым физическим трудом. Между картинами вперемежку размещались старинные копья, багры и лопаты вкупе с современными галстуками и мобильными телефонами. На полу красовалась медвежья шкура с головой.
Пройдя вдоль стен, Фредрик остановился перед мониторами, на которых демонстрировались фильмы. На одном экране был виден мужчина в сорочке и галстуке за письменным столом в стерильно чистом кабинете. Мужчина сосредоточенно работал на компьютере. На другом мониторе бушмен в набедренной повязке крался по джунглям. Жизнь кабинетного менеджера и жизнь бушмена протекали на мониторах синхронно, что высвечивало, как показалось Фредрику, известную параллель: менеджер ведет беззвучную беседу со своим шефом, преданно заглядывая ему в глаза, а в это время бушмен в боевой раскраске смело бросается с копьем на врага. Менеджер наполняет тележку продуктами, взятыми с полок супермаркета, а бушмен мечет копье в бегущую антилопу.
В центре зала стоял тренажер, взятый из какого-нибудь фитнес-центра. На тренажере сидела кукла с витрины в шортах и в майке, ухватившаяся за рукоятки силового тренажера.
— Один момент, — извинилась Бодиль и что-то сделала, наклонившись к тренажеру.
Раздался шум мотора, и в следующий момент кукла — мужской манекен с витрины — потянула ручки вниз. Вероятно, какое-то механическое приспособление привело в действие тренажер, и руки, прикрепленные к рукоятке, пассивно пошли следом. В любом случае выглядело это так, словно кукла тренирует мышцы рук.
Бодиль рассмеялась, видя удивление Фредрика, и быстрым шагом вышла из зала, чтобы где-то поставить пластинку на старый проигрыватель, ибо из динамиков раздался приглушенный барабанный бой.
— Ну, как тебе? — спросила Бодиль.
Дон, дон, дон-дон-дон, гремел барабан, кукла равномерно поднимала и опускала гири, менеджер спешил в лифт, а бушмен старался добыть огонь.
— Да, однако… Исключительно… — ошеломленно пробормотал Фредрик.
— Исключительно сильно, не правда ли? И это еще не все. Завтра приедет Понтус — художник — и установит еще пару мелочей. Придешь на вернисаж в субботу?
— Не знаю. Паула придет обязательно, а я, наверное, побуду дома с детьми.
— Неужели нельзя взять с собой и детей? Между прочим, будут вино и крабы.
— Спасибо, все это очень заманчиво. Но без детей гостям больше достанется. Оливия стала такой непоседой.
— Ну так наймите няню. Здесь будет на что посмотреть. Может быть, попробуем специального выставочного вина?
— Извини, Бодиль, но мне уже пора.
— Ну по маленькому стаканчику? Это южноафриканское вино, на самом деле очень хорошее. Пошли.
Рука, лежавшая на плече Фредрика, скользнула вниз. Бодиль взяла его за руку, и Фредрик, как мальчик, которого ведут чистить зубы, послушно пошел за ней. Они поднялись по лестнице на второй этаж, и Фредрик продолжал, не очень, правда, искренне, протестовать:
— Мне действительно надо домой. Паула ждет.
— Куда тебе спешить? Ты весь день работал. Теперь выпей вина. Посидим, поболтаем, посмотришь на море, немного расслабишься, — решила Бодиль.
Они сидели за большим столом, сколоченным из посеревших, грубо оструганных досок, и пили вино Бодиль из одноразовых стаканов. У стены стояли четыре картины Паулы. Из проигрывателя, усиленного динамиками, продолжал доноситься ритмичный барабанный бой.
Они болтали о всякой всячине, а потом Бодиль наклонилась к Фредрику, испытующе посмотрела ему в глаза и тихо, почти шепотом, спросила:
— Что с тобой, Фредрик?
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, что ты… ну, не знаю. Во всяком случае, тебе не стоит винить себя за смерть Леонардо. Такое могло случиться с ним и у меня.
Фредрик поморщился. Он совсем забыл о собаке, и лучше бы она о ней не напоминала, потому что он сразу ощутил свою вину.
— Или здесь что-то другое?
— Нет, ничего.
— Что происходит между тобой и Паулой? Когда я недавно виделась с ней, мне показалось, что у вас что-то неладно.
Он сжал стакан, который держал в руке. Что могла рассказать Паула? Что он импотент? Разве возможно доверять такое подруге? Нет, Паула на такое не способна. Да и Бодиль едва ли можно считать ее подругой. Но женщины иногда бывают на редкость откровенны друг с другом: как он слышал, они часто обсуждают свои интимные дела. Они говорят о таких интимных подробностях, о каких мужчины никогда не говорят между собой.
— Бывает по-всякому, как в любой семье, — пробормотал Фредрик и налил себе еще вина.
— Как давно вы женаты?
— Семь лет.
— Проклятые семь лет. Говорят, что через семь лет в отношениях проступает истина. Не знаю, мне не приходилось так долго жить ни с одним мужчиной. — Она делано рассмеялась. — Что я вообще знаю? Я никогда не жила как ты, Фредрик. Например, я не знаю, каково иметь детей. Но думаю, что они подвергают испытанию отношения между мужем и женой.
— Напротив, они сплачивают. И потом, дети, что бы там ни говорили, — цель жизни, — вызывающе сказал он.
Бодиль горько усмехнулась и сжала губы, и тут до Фредрика дошло, что неудавшееся материнство — это болевая точка Бодиль, и поспешно добавил:
— С биологической точки зрения.
— Да, но я говорю о романтической стороне дела.
— Ну да, — согласился Фредрик и оглянулся в сторону балкона.
Они молча пили вино. За стеклами разливалась сентябрьская синь. Островки в гавани слились в неразличимую темную массу, выделявшуюся на фоне более светлого неба.
Проигрыватель работал в режиме нон-стоп. Из динамиков продолжали ритмично грохотать туземные барабаны.
