Она ускорила шаг и вдруг ринулась, спокойная и улыбающаяся, только ногти превратились в когти, да и сами пальцы покрылись блестящей чешуей, и эти когти были направлены прямо мне в лицо.
Я выставил меч перед собой, но ведьма за пару дюймов до него остановилась, словно ощутила некую незримую стену.
Ее лицо впервые исказилось в злобную гримасу, но через мгновение снова засияло ангельской красотой.
– Смирись, ведьма, – сказал я как можно более властно, – признай меня хозяином!.. А я постараюсь быть милосердным. Да и не до свар сейчас, над всем миром беда…
Не меняя выражения лица, она пошла по кругу, мне показалось, что все еще во сне, двигается как сомнамбула, это такие лунатики, а вытянутые вперед руки ощупывают тонкими белыми пальцами незримую стену, которую я точно не воздвигал.
Я следил за нею настороженно, все еще не меняет выражение лица, но движения становятся все быстрее и порывистее, а лицо то и дело дергается, словно старается поскорее пробудиться от тяжелого сковывающего сна.
Далеко на грани слышимости прокричал петух. Мертвая ведьма замерла в патетическом изумлении, но некая сила начала ее отодвигать от меня. Пальцы с острыми когтями, нацеленные в мое горло, медленно опустились.
Она отступила еще и еще, не отрывая от меня застывшего взгляда, и так, не поворачиваясь, пятилась до самого пьедестала с гробом, ударилась о него спиной, некая сила воздела ее на нужную высоту, и там улеглась в гроб, все еще не отрывая от меня немигающего взгляда, в котором наконец-то проступило сильнейшее изумление.
И лишь когда сложила руки на груди и закрыла глаза, я ощутил, как жутко все во мне трясется, сердце стучит с истерическими всхлипами, а легким недостает воздуха.
Глава 9
В коридоре молоденькая девушка в чистом белом чепчике сидит на корточках, упершись спиной в стену, но едва я появился в зоне видимости, торопливо поднялась, руки мнут фартушек, испуганно поклонилась.
Я спросил тупо:
– Ты чего здесь?
Она пролепетала:
– Господин управитель послал постелить вам постель, но там такая страшная собака…
– А-а-а, – сказал я и посмотрел внимательнее в ее чистые и еще почти детские глаза, – это хорошо, но ты иди спи к себе. Я тут в таком состоянии, что мне все равно, какое бревно будет со мной, я сам бревнее любого бревна…
Она ничего не поняла, беспомощно хлопала длинными ресницами.
– Ваше Высочество?
Я погладил ее по щеке.
– Иди-иди. На вот тебе за старание. Как-нибудь в другой раз, хорошо?
Она непонимающе посмотрела на золотую монету, наверняка впервые видит, я вложил ей в ладонь и сам загнул ей пальцы в крохотный розовый кулачок.
– Все, беги! А то не выспишься.
Она все еще не двигалась, пока я не развернул ее к себе спиной и не шлепнул по заднице, тугой и вызывающе приподнятой. Даже не проводив ее взглядом, я открыл дверь и ввалился в комнату.
Бобик приподнял голову, в сонных глазах неодобрение. Я выставил ладони в успокаивающем жесте, и он снова уронил тяжелую голову на пол.
Я рухнул на постель, в голове сумятица, все больше растет подозрение, что не сам решил ни с того ни с сего отправиться в склеп, а это мертвая или недомертвая колдунья сумела послать зов такой же нечисти, как и она сама, но откликнулся почему-то я.
То ли потому, что ближе, то ли я чем-то понятнее, то ли еще что-то вовсе неизвестное…
– Бред, – сказал я сам себе, – воображение у меня что надо. И что не надо тоже…
Утром слуги, посланные помочь мне одеться, изумились, застав меня уже в полной экипировке и борющимся на полу с Бобиком.
– Ваше Высочество…
– Что, – спросил я, – завтрак?
– Да, – ответили они хором, – если вы изволите, сейчас за вами зайдут…
– Пусть заходят, – разрешил я. – Бить не буду.
Они торопливо удалились, это бить не буду тех, кто придет звать на завтрак, а их могу еще как за опоздание.
Едва дверь за ними захлопнулась, почти сразу же явился управитель, торопливо поклонился.
– Ваше Высочество… с вами все в порядке?
Я спросил настороженно:
– А что во мне как бы не так?
– Да все так, – заверил он быстро, – просто слуги сообщили, в склепе был шум, завывания, словно сотни демонов пытались оттуда вырваться на волю… а еще сказали, что, как только вы оттуда вышли, все смолкло и совсем затихло.
– Никаких голосов не слышал, – ответил я твердо.
Он спросил шепотом:
– Но в склепе… были?
– А что, – спросил я в ответ, – запрещено? Да, был. Не привлекался, но участвовал. Я такой, интересующийся. Видел графиню. Интересная женщина. Как говорите, ее зовут? Карелла?
– Графиня Карелла, – прошептал он, – урожденная фон Кенигсегг-Аулендорф…
– Своеобразная, – заметил я, – и даже своеобычная женщина. Не часто таких встретишь. Во всяком случае, даже не каждый день.
Он замер, глаза его задергались в орбитах, обшаривая взглядом мое гордое и красивое лицо.
– Но как же… она что…
– Оживала, – сообщил я скромно, – не совсем так уж, но все же, хотя и не как женщина… ну, вы понимаете, а больше как человек вообще, в целом, обобщенно, если можно так сказать, хотя, как мне кажется, сказать можно все, чем мы и пользуемся во всю ширь и размах необъятной человеческой души.
Он несколько обалдел, я даже сам не успел понять, что я завернул так красиво, он спросил жалко:
– В смысле… в самом деле оживала?
– И даже вылезала, – гордо сказал я. – Хотя, точнее, нечто такое ее вылезало саму, а она как бы просто не противилась, а разрешала. Видимо, это служебная магия, как если бы вам слуги придвинули кресло…
– А… потом?
– Похоже, – проговорил я скромно, – я ее заинтересовал.
Он охнул, прижал ладонь ко рту, глаза выпучились.
– Ваше Высочество?
– Обратила на меня внимание, – пояснил я. – Знаете ли, я тоже заметил, в самом деле знатная дама и обучена была весьма… Такие манеры! Хотя и несколько устаревшие, но это так мило, так волнительно…
Он побледнел.
– Надеюсь, вы шутите?
Я изумился.
– Почему?
– Но ведь, – проговорил он, едва шевеля посиневшими губами, – это же кошмар! Это гибель!
Я подумал, пожал плечами.
– Возможно, в будущем. Пока что показалась весьма женственной, что значит больной и слабой.
Он прошептал:
– Господи… Но как только войдет в силу… А слабая потому, что проснулась раньше времени? Как вы это сделали?
