– Да, – ответил я тоже тихо и не шевелясь, словно страшусь спугнуть, вдруг да выпрыгнет, как кузнечик, и улетит, распустив слюдяные крылышки. – Запускает корешки.
Он покачал головой.
– Невероятно…
– С Божьей помощью, – ответил я твердо и перекрестился, – в нашем мире вероятно все, что допускает Господь.
Он наконец оторвал взгляд от зернышка, что снова замерло, поднял голову.
– Я сейчас пришлю отряд, – сказал он. – Как я понимаю, это объект повышенной охраны.
– Чрезвычайно повышенной, – подтвердил я. – Я уже послал во все стороны гонцов, чтобы собрали священников, а самых быстрых к отцу Дитриху.
Он кивнул, добавил, выказывая хорошую память:
– А также архиепископу Сен-Мари, прелату Его Святейшества, примату всей Армландии, Турнедо, Варт Генца, Скарляндии…
– А теперь еще и Великой Улагорнии, – сказал я, – о чем он еще не знает. Но самое главное, великому инквизитору!
– Да, – согласился он, – это весомее, чем даже кардинальская мантия.
Я посмотрел на него очень внимательно.
– Что-то знаете?
Он загадочно улыбнулся.
– Просто предположил.
– Свое дикое предположение никому не высказывайте вслух, – велел я. – А то отец Дитрих вдруг да решит, что это я проболтался. Пришлите самых верных, исполнительных и не трусливых!
Он поднялся на ноги, во взгляде появился укор.
– Ваше Величество!
– Действуйте, барон, – ответил я. – Не вечно же мне здесь сидеть на четвереньках.
Он птицей взлетел на коня, как ураган скатился по склону, а в лагере тотчас же к нему сбежались все его люди. Через четверть часа холм окружили у основания по периметру, а сам Норберт поднялся ко мне и доложил, слегка запыхавшись:
– Я решил, что лучше сюда вообще никого не допускать. Объяснил, что здесь ожидается чудо Господне, и сюда уже едут священники из Армландии и Турнедо.
– Хорошее решение, – сказал я с облегчением. – Смотрите, что было за это время…
Валик земли вокруг зернышка заметно поднялся, теперь наверху блестит только крохотная точка металла, но и ее засыпало, пока мы таращили на нее глаза.
– Что теперь? – спросил он снова шепотом. – Оно не уйдет в землю?
– Вряд ли, – ответил я с сомнением. – Хотя, конечно, должно запустить корни поглубже.
– А запустит?
– Если вашему королю надо, – ответил я с достоинством, – то еще как запустит! Чтобы соки земли тянуть, надо же питаться, иначе как расти, и чтобы ветром не вывернуло?
– А наверх?
– Попрет, – заверил я, хотя на сердце было холодно. – Куда денется!
Он с тревогой смотрел, как я присыпал землей, разминая ее в пальцах для рыхлости, а сверху ямочку накрыл тоненьким слоем почвы с растущей травкой.
– Теперь никто не найдет, – сказал я, – это секретнейшее место. А в лагере надо велеть всем помолиться на ночь, чтобы Господь явил чудо в поддержку нашего воинства.
Он подумал, кивнул.
– А за ночь вырастет?
– Не знаю, – ответил я честно, – Но даже если росток покажется, и то хорошо. А если нет… надо молиться каждый вечер. А когда прибудут священники, пусть устроят крестный ход вокруг холма с пениями псалмов и призывами к Господу явить свою милость.
Он посмотрел на меня с уважением.
– Ваше Величество, а вы настоящий государь.
Я спросил настороженно:
– Это в каком таком смысле?
– Ничего не упускаете, – ответил он. – Я бы даже не подумал о священниках, как и все военачальники, которых знаю. А вы зело мудро… Вы идите отдыхайте, а я тут посторожу.
– От кого? – спросил я в удивлении.
– От вашей собачки, – ответил он и посмотрел на меня очень серьезно. – Если захочет тут порыться, весь холм снесет!
Я поморщился, спросил с неохотой:
– А чего вздумает рыться?
– Ваш запах, – пояснил он. – Вдруг возжелает посмотреть, какую сладкую косточку вы там спрятали?
– Бобика никуда не отпущу, – пообещал я. – А потом вообще двинусь дальше, дел много.
Вечером весь отряд в две сотни человек прочел молитву, стоя лицом к холму, а утром ко мне в шатер ворвался сотник Мериний, встрепанный и возбужденный до крайности:
– Ваше Величество!
– Что стряслось? – буркнул я.
– В лагере архиепископ! – вскричал он.
– И что? – осведомился я. – Это я его вызвал… А если это отец Дитрих, то пригласил любезно. Успокойся, мы на стороне церкви. Вернее, она пока что на нашей стороне. Где он?
– Только въехал на ослике, – сообщил он быстро, – благословляет воинов…
– Прекрасно, – ответил я.
Он выметнулся, я сделал радушное лицо, хотя обрадовался на самом деле, но вдруг да чего не так. Вышел наружу и увидел, как отец Дитрих слезает с ослика, почтительно поддерживаемый воинами.
Я бросился навстречу, смиренно преклонил колено и поцеловал руку.
– Отец Дитрих!.. Как же мне вас недоставало!
Он со сдержанной улыбкой благословил меня, быстро нарисовав над моей головой крест размером с комара, кивнул в сторону шатра.
– Пойдем, расскажешь.
В шатре он опустился в первое попавшееся кресло, что значит – устал в дороге, произнес строго деловым голосом:
– Рассказывай.
Я спросил почтительнейшим голосом:
– Может быть, вина? Или отдохнете с дороги?
– Как-нибудь потом, – ответил он. – И отдых тоже.
Я в изумлении смотрел, как он подержал над столом руки, пробормотал незнакомую мне молитву, ни в одних святцах не встречал, перед ним медленно появилась чашка с дымящимся горячим кофе.
Он с усмешкой взглянул в мое лицо.
– Забыл? У тебя подсмотрел. Должен признать, чудесный напиток.
Я опомнился, сказал торопливо:
– Тогда я должен угостить вас… тем более. А то вам, отец Дитрих, приходится употреблять всегда один и тот же сорт.
– А что, – спросил он, – есть и другие? Впрочем, обилие на столе хорошо для женщин, но не для мужчин, что перестраивают мир.
– Золотые слова, – воскликнул я. – Я сам вовсе не злоупотребляю разнообразием, больше для других стараюсь. Да и то настоящие мужчины не слишком разбираются в этих ненужных тонкостях.
Он с интересом посмотрел на ряд мелких чашечек, что медленно возникают перед ним, начал пробовать с отстраненным видом, а я начал рассказывать ровно и медленно, чтобы не отвлекать:
