– Наш друг хочет выразить свою радость, что мы, люди войны, вашему величеству ближе, чем придворные вельможи и расфуфыренные дамы.
Я отмахнулся.
– Что расфуфыренные дамы? В походе можно и свеженькой крестьяночкой полакомиться, а дичь всегда вкуснее. Располагайтесь, друзья мои. Ваш герцог заранее велел поставить для вас шатры и наметил места для костров и воинских палаток. Отдых, думаю, продлится неделю-две. За это время починить одежду, доспехи, отремонтировать телеги… Нам предстоит поход за Большой Хребет!
Глава 8
Голова гудит, как колокол в Вальпургиеву ночь. Не факт, что Маркус подчинится указаниям маяка, хотя таким высокотехнологичным должен заинтересоваться. Да и получить на халяву подпитку своим аккумуляторам, или что там у него есть, тоже вряд ли откажется. Конечно, у него могут быть установки, черпающие энергию прямо из вакуума, что не вакуум, а океан темной, как мы знаем, энергии. А то и еще какой-нибудь цветной или кисловатой… кто знает, какие еще есть?
Но все равно есть шансы, что сядет возле маяка. Хотя бы для того, чтобы изучить, забрать или разрушить на месте. Все-таки сигнал этого скардера Маркус перехватит еще в далеком космосе, должен заинтересоваться, слишком необычное нечто для полуразрушенной еще с прошлого раза планеты.
Во всяком случае могу вернуться в Храм и отрапортовать, что сумел выяснить, где сядет Маркус! Более того, сядет там, где укажем.
Ну, а если не сядет…
Бобик ринулся мне на шею, я уперся в землю и устоял, обнял в ответ и потискал, арбогастр посматривал с иронией и что-то пережевывал хрустящее, картинно перекашивая нижнюю челюсть.
– Все, – сказал я нервно, – торопимся. Это значит, спешим!..
Бобик запрыгал вокруг, выказывая готовность куда угодно, это же так здорово – мчаться и мчаться, арбогастр молча повернулся боком, подставляя стремя.
Я вставил ногу, женщин не видно, фанфаронить не перед кем, поднялся в седло и велел:
– Давай к замку Орлиный Клык. Не помнишь? Это на стыке Шателлена, Турнедо и Фоссано…
Он тряхнул гривой, я понял и пригнулся, и в следующее мгновение надо мной заревел ураган.
Мы мчались и мчались, срезая угол земель королевства Бурнанды, когда Бобик возбужденно гавкнул, привлекая внимание, подпрыгнул, а то сослепу не замечу, и, резко развернувшись прямо в воздухе, с треском проломился сквозь высокий кустарник с мелкими розовыми цветочками.
Я сказал сердито:
– Зайчик, с чего бы это он, не знаешь? Пойдем взглянем, а если что, обругаем вдвоем, мало не покажется.
Арбогастр пошел через кусты, словно это высокая трава, я только ноги поднимал, сучья такие, что и сапоги пропорют, а далеко впереди послышался мощный и требовательный гавк.
Кусты распахнулись, мы вылетели на поляну, едва не растоптав тела двух мужчин в кожаных доспехах, хотя их топтать уже можно, оба плавают в собственной крови, у одного череп рассечен до переносицы, а под деревом, упершись в него спиной, сидит, склонив голову на грудь, юноша с кровью на голове.
Бобик уже перед ним, требовательно лизнул в лицо, оглянулся, в глазах укор, ползем, как черепахи.
Раненый с трудом поднял голову, обеими ладонями зажимает широкую рану на животе, кровь залила не только одежду, но и землю под ним.
Я торопливо покинул седло, Бобик отступил, а раненый с трудом свел глаза и, различив, что к нему в кровавом мареве приближается человек, прошептал:
– Я… барон Джильберт Шервин… я не убежал… так и скажите…
– Тихо, – бросил я, – сами скажете, сэр.
– Я умираю, – проговорил он с трудом, и кровь хлынула изо рта. Он закашлялся и добавил: – Я не… опозорил…
– А кто сомневается? – спросил я и наложил обе ладони на его лоб и затылок. Пальцы ощутили глубокие раны, как он только еще дышит и в сознании. – Крепитесь, сэр. Сейчас вам станет лучше…
Он прошептал:
– Уже нет…
– Зря сомневаетесь, – возразил я с достоинством. – Благородный человек иногда может опуститься и до презренной работы лекаря. Просто так, для забавы… Любопытно бывает ощутить себя как бы простым человеком.
Его глаза округлились, еще не понял, что с ним происходит, только продолжал смотреть в меня с прежним непонятным отчаянием.
– Сэр?
– Я же не простой лекарь, – объяснил я снисходительно, – а из благородных! Естественно, мы все умеем лучше, чем простые. Чувствуете лучше?.. Я имею в виду себя, зачем вам остальные.
– Уже лучше, – прошептал он. – Я верю, вы человек благородный и скажете всем, что я не скрылся…
Голос его начал звучать сильнее. Я наконец отнял руки, юноша распахнул глаза, чистые и василькового цвета, как утреннее небо, в них росло изумление.
– Сэр…
– Все в порядке, – сказал я. – Ваши раны затянулись. Смерть вам не грозит. Во всяком случае, не от этих… В смысле, не сейчас.
Он проговорил с изумлением:
– Сэр… вы истратили такой ценный амулет… на незнакомого человека?
Я покачал головой.
– Не благодарите, этот амулет во мне. Я все еще паладин, сам, бывало, изумляюсь. Сможете воздеться? Или хотя бы встать?
Он оперся о ствол дерева, поднялся еще с неуверенностью, но заулыбался, не веря своим ощущениям.
– Это просто чудо! Вон та сволочь перерубила мне жилы на правой ноге… Если бы даже выжил, все равно был калекой… Сэр, я ваш вечный должник. Только скажите…
Я выставил перед собой ладони.
– Никакой благодарности. Это долг, который мы с вами несем и будем нести вечно. А теперь, дорогой друг, я вынужден спешить дальше.
– Сэр! – прокричал он с отчаянием в голосе. – Судя по вашему коню и собаке, вы человек благородный…
– Судя по коню и собаке? – переспросил я. – Ну да, если судить по коню и собаке. Что-то меня все больше замечают по ним, хотя я и сам вроде бы не стал мельче.
– Сэр…
Он умоляюще протянул ко мне залитую кровью руку, кровь уже засохла, но осыпаться коричневыми струпьями не спешит и потому выглядит страшновато.
– Сэр, мне нужно…
– Тихо-тихо, – сказал я. – Вам уже лучше, как вижу. Где, кстати, ваш конь?.. Тут все истоптано копытами.
Его качнуло, все-таки потеря крови сказывается, но ухватился за ствол дерева, постоял несколько мгновений, перебарывая головокружение.
Дышит часто, как я заметил по своей врожденной проницательности, глаза вытаращены, все еще ошарашен быстрым излечением.
– Коня?.. Ах да, ухватили за повод, как он только и дался, утащили силой. Жаль, он был просто замечательный. И такой верный…
Пошатываясь, он отошел на пару шагов и поднял из травы меч, длинный, залитый кровью по самую рукоять и с пощербленным лезвием.
