Она смирно села за стол, но лицо сияет, глаза блестят, как у моего Бобика, когда он видит меня после долгой, по его мнению, разлуки.
Я, чувствуя себя жутко проголодавшимся, набросал на широкое блюдо тонкие ломти ветчины, буженины, корейки, даже пару кровяных колбасок, но спохватился и создал для Ротильды блюдце с изящным печеньем, однако она потянулась вслед за мной к мясу и ухватила большущий ломоть корейки.
– А насчет короля Рогендорфа, – сказал я с набитым ртом, – вообще-то подумайте.
– Пока поводить за нос? – спросила она деловито.
– Да, – согласился я, – но не исключена возможность в интересах дела выйти и за него замуж.
Она вскрикнула шокированно:
– Ваше Величество!
– Не порывая нашего брака, – поспешно сказал я. – В принципе можно быть женой двух мужей, церковь не против, если это не нарушает морали и пристойности.
Она раскрыла рот, готовая яростно возражать, у женщин эмоции всегда раньше ума, а то и вместо, но поспешно захлопнула с такой скоростью, что смачно плямкнуло.
– А разве это хорошо?
– В каком плане? – осведомился я. – Житейском или практическом?
Судя по ее лицу, вопрос задан именно тот, что нужен: Ротильда презирает обыденную житейскость и обожает политическую игру по-крупному.
– Я как-то плохо это представляю, – ответила она с неуверенностью в голосе, но глаза уже заблестели.
Я сказал великодушно:
– Это детали. Главное, будет ли нужный результат.
Она задумалась, сказала медленно:
– Король Рогендорф, конечно же, предпочел бы стать единственным мужем. Иначе у него будут совсем крохотные шансы сесть за трон еще и Мезины. В смысле, сразу на три трона: свой, захваченного Грандепта и мой. Потому да, либо сразу отвергнет, либо будет долго оговаривать условия, ставя заведомо неприемлемые.
– А заведомо неприемлемые, – уточнил я, – это какие?
Она подумала, голос стал задумчивым и очень деловым:
– Это отстранение Вашего Величества от управления… Или хотя бы максимальное отстранение.
– Конечно, – согласился я, – однако жажда сесть сразу на три трона заставит примириться с некоторыми неудобствами…
– Может заставить, – уточнила она, – а может и нет. Смотря какие это некоторые.
– Обозначим?
Она посмотрела на меня исподлобья.
– Если Ваше Величество не будет шокировано…
Я сдержал улыбку, сейчас я уже не Ричард, а Мое Величество, мы не в постели, а за столом переговоров, хотя даже в постели, когда чувствую ее горячую плоть, а она тискает мою, но души наши нередко уже там в политике… но вряд ли это души, а если и души, то они у нас не столько духовные, как интеллектуальные и склонные к сложным политическим решениям, которые враги и завистники назвали бы авантюрными.
Мне кажется, Ротильду настолько увлекла возможность не только сохранить власть, хоть и под моим общим не слишком обременительным доминированием, но и расширить в какой-то степени, что даже не замечала, что подсовываю из еды, только от вина отказалась нетерпеливым жестом.
– Рогендорф не сам по себе, – напомнила она деловито, – а под давлением с севера и востока. На севере у него довольно мощное королевство Хойя, его не затронули армии Карла, Мунтвиг тоже туда не добрался, а на востоке тоже не самый лучший из соседей – королевство Сайнтвирт, где молодого короля воинственные бароны подбивают начать красивую победоносную войну с кем-то из соседей, а то засиделись, мечи в ножнах беспокойно шевелятся, требуя свежей крови…
– А сам король Рогендорф?
– Королевство не в упадке, – призналась она, – но и не на подъеме, как сейчас в Сайнвирте. Думаю, Рогендорф предпочел бы усиливаться… без войны.
– Мудро, – согласился я. – Какие у… нас есть крючки для ловли мудрых?
Она посмотрела исподлобья, словно ощутила, что я в последний момент заменил «у вас» на более соответствующее «у нас».
– За исключением выгодного династического брака?
– Да, – ответил я, – но если что, можем подкрепить и браком. Точнее, подбраком. Все же остаетесь моей женой.
Она пожала плечиками, отчего красная башня волос угрожающе колыхнулась.
– В этом случае, который вы рассматриваете, пренебрегая моей стыдливостью, скорее вы остаетесь моим мужем…
– Консортом, – договорил я великодушно. – Правда, королем-консортом. Ибо власть останется у вас, что делает такую женщину еще привлекательнее.
Она проигнорировала выпад, вот уж настоящий государственный деятель, поинтересовалась деловито:
– А не будет ли для него унизительным брак второй степени? Или второго сорта?
– Для политика нет ничего унизительного, – напомнил я.
– А вдруг он не настолько политик? – спросила она.
– Вы еще не знаете?
– Слышала, – призналась она, – что он король-рыцарь. Хотя не представляю, можно ли оставаться рыцарем уже на второй день после захвата престола…
– Любопытно, – сказал я, – но все же не помчусь знакомиться и предлагать подписать договор о совместной женитьбе на вашем обнаженном животе. Увы, дело даже не в желании, а в отсутствии времени. Сегодня же надо мчаться…
В шатер без стука вошел Альбрехт. Я понял по его лицу, что произошло что-то ужасное, торопливо вскочил.
– Граф?
Он произнес мрачно:
– Ваше Величество, вы давно смотрели в небо?
Я огрызнулся:
– Когда? Вот будут смалить, тогда и насмотрюсь. А что там?
– Маркус, – ответил он гробовым голосом, – стал вдвое крупнее.
