Преимущество переходило от одного к другому
всю ночь напролет; негра поили ромом и зажигали ему сигареты. Выпив рому, негр
делал отчаянное усилие, и один раз ему удалось пригнуть руку старика – который
тогда не был стариком, а звался Сантьяго El Campeon[3] – почти на три дюйма. Но
старик снова выпрямил руку. После этого он уже больше не сомневался, что
победит негра, который был хорошим парнем и большим силачом. И на рассвете,
когда люди стали требовать, чтобы судья объявил ничью, а тот только пожал
плечами, старик внезапно напряг свои силы и стал пригибать руку негра все ниже
и ниже, покуда она не легла на стол. Поединок начался в воскресенье утром и
окончился утром в понедельник. Многие из державших пари требовали признать
ничью, потому что им пора было выходить на работу в порт, где они грузили уголь
для Гаванской угольной компании или мешки с сахаром. Если бы не это, все бы
хотели довести состязание до конца. Но старик победил, и победил до того, как
грузчикам надо было выйти на работу.
Долго еще потом его звали Чемпионом, а весною
он дал негру отыграться. Однако ставки уже были не такими высокими, и он легко
победил во второй раз, потому что вера в свою силу у негра из Сьенфуэгос была
сломлена еще в первом матче. Потом Сантьяго участвовал еще в нескольких
состязаниях, но скоро бросил это дело. Он понял, что если очень захочет, то
победит любого противника, и решил, что такие поединки вредны для его правой
руки, которая нужна ему для рыбной ловли. Несколько раз он пробовал
посостязаться левой рукой. Но его левая рука всегда подводила его, не желала
ему подчиняться, и он ей не доверял.
«Солнце ее теперь пропечет хорошенько, –
подумал он. – Она не посмеет больше затекать мне назло, разве что ночью будет
очень холодно. Хотел бы я знать, что мне сулит эта ночь».
Над головой у него прошел самолет, летевший в
Майами, и старик видел, как тень самолета спугнула и подняла в воздух стаю
летучих рыб.
– Раз здесь так много летучей рыбы, где-то
поблизости должна быть и макрель, – сказал он и посильнее уперся спиною в лесу,
проверяя, нельзя ли подтащить рыбу хоть чуточку ближе. Но он скоро понял, что
это невозможно, потому что бечева снова задрожала, как струна, угрожая лопнуть,
и по ней запрыгали водяные капли. Лодка медленно плыла вперед, и он провожал
глазами самолет, пока тот не скрылся.
«Наверно, с самолета все выглядит очень
странно, – подумал он. – Интересно, какой вид с такой высоты имеет море? Они
оттуда могли бы прекрасно разглядеть мою рыбу, если бы не летели так высоко.
Хотел бы я медленно-медленно лететь на высоте в двести саженей, чтобы сверху
посмотреть на мою рыбу. Когда я плавал за черепахами, я, бывало, взбирался на
верхушку мачты и даже оттуда мог разглядеть довольно много. Макрель оттуда
выглядит более зеленой, и можно различить на ней фиолетовые полосы и пятна и
увидеть, как плывет вся стая. Почему у всех быстроходных рыб, которые плавают в
темной глубине, фиолетовые спины, а зачастую и фиолетовые полосы или пятна?
Макрель только выглядит зеленой, на самом деле она золотистая. Но когда она
по-настоящему голодна и охотится за пищей, на боках у нее проступают фиолетовые
полосы, как у марлина. Неужели это от злости? А может быть, потому, что она
движется быстрее, чем обычно?»
Незадолго до темноты, когда они проплывали
мимо большого островка саргассовых водорослей, которые вздымались и
раскачивались на легкой волне, словно океан обнимался с кем-то под желтым
одеялом, на маленькую удочку попалась макрель. Старик увидел ее, когда она
подпрыгнула в воздух, переливаясь чистым золотом в последних лучах солнца,
сгибаясь от ужаса пополам и бешено хлопая по воздуху хвостом.
Она подпрыгивала снова и снова, как заправский
акробат, а старик перебрался на корму, присел и, придерживая большую бечеву
правой рукой и локтем, вытащил макрель левой, наступая босой левой ногой на
выбранную лесу. Когда макрель была у самой лодки и отчаянно билась и бросалась
из стороны в сторону, старик перегнулся через корму и втащил в лодку жаркую,
как золото, рыбу с фиолетовыми разводами. Пасть макрели судорожно сжималась,
прикусывая крючок, а длинное плоское тело, голова и хвост колотились о дно
лодки, пока старик не стукнул ее по горящей золотом голове, и она, задрожав,
затихла.
Старик снял рыбу с крючка, снова наживил его
сардиной и закинул леску за борт. Потом он медленно перебрался на нос. Обмыв
левую руку, он вытер ее о штаны, переместил тяжелую бечеву с правого плеча на
левое и вымыл правую руку, наблюдая за тем, как солнце опускается в океан и под
каким уклоном тянется в воду его большая леса.
– Все идет по-прежнему, – сказал он.
Но, опустив руку в воду, он почувствовал, что
движение лодки сильно замедлилось.
– Я свяжу друг с другом оба весла и прикреплю
их поперек кормы, чтобы они ночью тормозили лодку, – сказал он. – У этой рыбы
хватит сил на всю ночь. Ну, и у меня тоже.
«Пожалуй, лучше будет, если я выпотрошу
макрель попозже, – подумал он, – чтобы из нее не вытекла вся кровь. Я сделаю
это немного погодя и тогда же свяжу весла, чтобы притормозить лодку. Лучше мне
покуда не беспокоить рыбу, особенно во время захода солнца. Заход солнца дурно
влияет на всякую рыбу».
Он обсушил руку на ветру, а затем, схватив ею
бечеву, позволил рыбе подтянуть себя вплотную к дощатой обшивке, переместив
таким образом упор со своего тела на лодку.
«Кое-чему я научился, – подумал он. – Пока что
я с нею справляюсь. К тому же нельзя забывать, что она не ела с тех пор, как
проглотила наживку, а она ведь большая, и ей нужно много пищи. Я-то съел целого
тунца. Завтра я поем макрели. – Старик называл макрель dorado. – Пожалуй, я
съем кусочек, когда буду ее чистить. Макрель есть труднее, чем тунца. Но ничто
на свете не дается легко».
– Как ты себя чувствуешь, рыба? – спросил он
громко. – Я себя чувствую прекрасно. Левая рука болит меньше, и пищи хватит на
целую ночь и еще на день. Ладно, тащи лодку, рыба.
Старик совсем не так уж хорошо себя
чувствовал, потому что боль, которую причиняла его спине веревка, почти
перестала быть болью и превратилась в глухую ломоту, а это его беспокоило. «Со
мной случались вещи и похуже, – утешал он себя. – Рука у меня поранена совсем
легко, а другую больше не сводит судорога. Ноги у меня в порядке. Да и в смысле
пищи мне куда лучше, чем рыбе».
Было темно; в сентябре темнота всегда
наступает внезапно, сразу же после захода солнца. Он лежал, прислонившись к
изъеденным солью доскам, и изо всех сил старался отдохнуть. На небе показались
первые звезды. Он не знал названия звезды Ригель, но, увидев ее, понял, что
скоро покажутся и все остальные и тогда эти далекие друзья будут снова с ним.
