— Мы хотим жить каждый по-своему, — сказал я.
— Не хотим портить друг другу карьеру, — сказала Брет. —
Пойдемте. Выйдем отсюда.
— Выпейте еще коньяку, — сказал граф.
— Там выпьем.
— Нет. Выпьем здесь, здесь тихо.
— Подите вы с вашей тишиной, — сказала Брет. — Что это
мужчины вечно ищут тишины?
— Мы любим тишину, — сказал граф, — как вы, дорогая, любите
шум.
— Ну ладно, — сказала Брет. — Выпьем здесь.
— Гарсон! — позвал граф.
— Что прикажете?
— Какой у вас самый старый коньяк?
— Тысяча восемьсот одиннадцатого года, мосье.
— Подайте бутылку.
— Ну-ну. Зафорсил. Верните официанта, Джейк.
— Послушайте, дорогая. Старый коньяк стоит своих денег в
гораздо большей степени, чем все остальные мои древности.
— У вас много древностей?
— Полон дом.
В конце концов мы поехали на Монмартр. У Зелли было тесно,
дымно и шумно. Музыка резала уши. Мы с Брет танцевали. Было так тесно, что мы
еле могли двигаться. Негр-барабанщик помахал Брет. Мы попали в затор и
танцевали на одном месте, как раз против него.
— Как поживайт?
— Отлично.
— Это карашо.
Белые зубы так и сверкали.
— Это мой большой друг, — сказала Брет. — Изумительный
барабанщик.
Музыка кончилась, и мы пошли к столику, за которым сидел
граф. Потом музыка снова заиграла, и мы танцевали. Я посмотрел на графа. Он
сидел за столиком и курил сигару. Музыка опять кончилась.
— Пойдем к нему.
Брет пошла было к столику. Но музыка опять заиграла, и мы
снова танцевали, стиснутые толпой.
— Ты не умеешь танцевать, Джейк. Лучше всех танцует Майкл.
— Он замечательно танцует.
— У него вообще много достоинств.
— Он мне нравится, — сказал я. — Я ужасно люблю его.
— Я выйду за него замуж, — сказала Брет. — Странно, я целую
неделю о нем не думала.
— А разве ты ему не пишешь?
— Нет. Никогда не пишу писем.
— Но он, конечно, пишет?
— О да! И очень хорошие письма.
— Когда вы поженитесь?
— Почем я знаю. Как только развод получу. Майкл уговаривает
свою мать, чтобы она раскошелилась.
— Может быть, я могу помочь?
— Брось дурить. У его родни куча денег.
Музыка кончилась. Мы подошли к столику. Граф встал.
— Очень мило, — сказал он. — На вас было очень, очень
приятно смотреть.
— А вы не танцуете, граф? — спросил я.
— Нет. Я слишком стар.
— Да бросьте, — сказала Брет.
— Дорогая, я танцевал бы, если бы это доставляло мне
удовольствие. Мне доставляет удовольствие смотреть, как вы танцуете.
— Отлично, — сказала Брет. — Я еще как-нибудь потанцую для
вас. Да, а где же ваш дружок Зизи?
— Вот что я вам скажу. Я помогаю ему, но я предпочитаю его
не видеть.
— С ним трудно.
— Знаете, мне кажется, что из него выйдет художник. Но я
лично предпочитаю не видеть его.
— Джейк тоже.
— У меня от него мурашки по спине бегают.
— Да. — Граф пожал плечами. — Нельзя знать, что из него
выйдет. Но его отец был большим другом моего отца.
— Идем танцевать, — сказала Брет.
Мы танцевали. Была толкотня и давка.
— Ох, милый! — сказала Брет. — Я такая несчастная.
Я очень ясно почувствовал — как это иногда бывает, — что все
это уже происходило когда-то.
— Минуту назад ты была довольна и счастлива.
Барабанщик громко запел:
— «Напрасно дважды…»
— Все это ухнуло.
— А что случилось?
— Не знаю. Мне просто скверно.
— «…….», — пропел барабанщик. Потом снова взялся за свои
палочки.
— Хочешь уйти?
У меня было такое чувство, какое бывает во время кошмара, —
как будто все повторяется, как будто я все это уже раз проделал и теперь должен
проделать снова.
— «…….», — негромко тянул барабанщик.
— Уйдем, — сказала Брет. — Ты как?
— «…….», — громко крикнул барабанщик и ухмыльнулся Брет.
— Хорошо, — сказал я. Мы вышли из толпы.
Брет пошла в гардеробную.
— Брет хочет уйти, — сказал я графу.
Он кивнул.
— Вот как? Отлично. Возьмите машину. Я еще посижу немного,
мистер Барнс.
Мы пожали друг другу руки.
— Я чудесно провел вечер, — сказал я. — Прошу вас, позвольте
мне… — Я вынул бумажник.
— Бросьте, мистер Барнс, — сказал граф.
Брет, уже в манто, подошла к столику. Она поцеловала графа и
положила ему руку на плечо, чтобы он не вставал. Когда мы выходили, я оглянулся
в дверях, и за его столиком уже сидели три девицы. Мы сели в просторную машину.
Брет сказала шоферу адрес своего отеля.
— Нет, не поднимайся, — сказала она у подъезда. Она
позвонила, и двери открыли.
— Серьезно?
— Да. Пожалуйста.
— Спокойной ночи, Брет, — сказал я. — Мне очень грустно, что
ты чувствуешь себя несчастной.
— Спокойной ночи, Джейк. Спокойной ночи, милый. Мы больше не
увидимся. — Мы поцеловались, стоя перед дверью. Она оттолкнула меня. Мы снова
поцеловались. — Не надо! — сказала Брет.
Она быстро повернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня
домой. Я дал ему двадцать франков, он поднес руку к козырьку, сказал:
«Спокойной ночи, мосье» — и уехал. Я позвонил. Дверь открылась, я поднялся к
себе и лег в постель.
