Глава 2
Глава 8
Я увиделся с Брет только после ее возвращения из
Сан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Она
писала: «Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет».
И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала в
Англию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает из
города на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочет
отправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлой
зимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.
Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я даже
радовался, что не нужно играть в теннис: работы было очень много. Я часто бывал
на скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загон
материала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию,
можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у меня
несколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатах
чудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появился
целый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого из
них Можно было ожидать, что он разовьется, наберет вес и побьет самого Демпси.
Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собирался
заработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он
отправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны были
поехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту[4].
Он писал, что в Вене чудесно. Потом — открытка из Будапешта:
«Джейк, в Будапеште чудесно». Потом пришла телеграмма: «Приеду понедельник».
В понедельник вечером он явился. Я услыхал, как остановилось
его такси, подошел к окну и окликнул его; он помахал мне и стал подниматься по
лестнице со своими чемоданами. Я вышел к нему на лестницу и взял один из
чемоданов.
— Ну, — сказал я, — ты, кажется, чудесно покатался?
— Чудесно, — сказал он. — Будапешт совершенно изумительный
город.
— А Вена?
— Совсем не то, Джейк. Совсем не то. Она оказалась хуже, чем
я думал.
— А что такое? — Я доставал стаканы и сифон.
— Пьян был, Джейк. Я был пьян.
— Вот странно! На, выпей.
Билл потирал лоб.
— Удивительное дело, — сказал он. — Не знаю, как это
случилось. Вдруг, ни с того ни с сего, случилось.
— И долго?
— Четыре дня, Джейк. Ровно четыре дня.
— Где же ты был?
— Не помню. Послал тебе открытку. Это помню отлично.
— А еще что-нибудь делал?
— Не уверен. Возможно.
— Ну, дальше. Рассказывай.
— Не могу вспомнить. Я все рассказал, что помню.
— Ну, ну, дальше. Выпей вот это и вспомни.
— Может быть, кое-что и вспомню, — сказал Билл. — Припоминаю
состязание боксеров. Грандиозное состязание за Венский приз. Участвовал негр.
Негра помню отлично.
— Ну, дальше.
— Изумительный негр. Похож на Тигра Флауерса, но толще раза
в четыре. Вдруг все стали швыряться. Кроме меня. Негр только что свалил с ног
венца. Негр поднял руку в перчатке. Хотел сказать речь. Страшно благородно
выглядел негр. Начал говорить. Тогда белый венец ударил его. Тогда он
нокаутировал белого венца. Тогда все стали швыряться стульями. Негр поехал
домой в нашей машине. Не успел взять свой костюм. Надел мое пальто. Теперь все
вспомнил. Большой спортивный вечер.
— А чем кончилось?
— Одолжил негру кое-что из одежды и поехал с ним добывать
его деньги. Нам заявили, что негр еще им должен за повреждение зала. Кто же
переводил? Я, что ли?
— Вероятно, не ты.
— Правильно. Совсем не я. Кто-то другой. Мы еще звали его
профессором, кажется. Теперь вспомнил его, Учится музыке.
— Ну и что из этого вышло?
— Ничего хорошего, Джейк. Нет на свете справедливости.
Импресарио заявил, что негр обещал сдаться местному чемпиону. Что негр нарушил
контракт. Нельзя нокаутировать венского чемпиона в Вене. «Боже мой, мистер
Гортон, — сказал негр. — Целых сорок минут я только и делал, что старался ему
сдаться. Этот белый мальчик, должно быть, надорвался, замахиваясь на меня. Я и
пальцем его не тронул».
— Деньги получили?
— Никаких денег, Джейк. Все, что мы выручили, — это одежду
негра. Часы его тоже пропали. Замечательный негр. Не нужно мне было ездить в
Вену. Неважный город, Джейк. Неважный.
— А негр что?
— Уехал обратно в Кельн. Живет там. Женат. Дети есть. Обещал
написать мне и вернуть деньги, которые я одолжил ему. Изумительный негр.
Надеюсь, я не перепутал адрес.
— Будем надеяться.
— Ну ладно, пойдем обедать, — сказал Билл. — Или, может
быть, ты хочешь еще путевых очерков?
— Валяй.
— Пойдем обедать.
Мы спустились вниз и вышли на бульвар Сен-Мишель. Был теплый
июньский вечер.
— Куда пойдем?
— Пообедаем на острове?
— Давай.
Мы пошли вниз по бульвару. На перекрестке улицы
Ден-Фер-Рошеро и бульвара стоит статуя двух мужчин в развевающихся одеждах.
— Я знаю, кто это. — Билл остановился, разглядывая памятник.
— Эти господа выдумали фармакологию. Не втирай мне очки. Я знаю цену твоему
Парижу.
Мы пошли дальше.
— Вот набивка чучел, — сказал Билл. — Хочешь купить
что-нибудь? Чучело собачки?
— Пойдем, — сказал я. — Ты хлебнул лишнего.
— Очень хорошенькие собачки, — сказал Билл. — Они очень
украсят твою квартиру.
— Пойдем.
— Только одну собачку. В сущности, мне, конечно, наплевать.
Но послушай, Джейк, только одну-единственную собачку.
— Пойдем.
— Когда ты купишь ее, ты в ней души не будешь чаять. Простой
обмен ценностями. Ты даешь деньги. Тебе дают чучело собачки.
— Купим на обратном пути.
— Ладно. Пусть будет по-твоему. Дорога в ад вымощена
некупленными чучелами собак. Не моя вина.
Мы пошли дальше.
