Все стояли перед часовней, куда за святым Фермином
проследовали сановники, оставив у входа военную охрану. Макеты великанов стояли
пустые: танцевавшие в них люди стояли возле, а карлики мелькали в толпе со
своими пузырями. Мы вошли было в часовню, где пахло ладаном и откуда гуськом
выходили люди, чтобы пройти обратно в церковь, но Брет остановили в дверях,
потому что она была без шляпы, и мы повернули и пошли по улице, ведущей от
часовни к городу. На обоих тротуарах стояли люди, дожидавшиеся возвращения
процессии. Несколько танцоров, взявшись за руки, стали танцевать вокруг Брет.
На шее у них висели большие венки из белых головок чеснока. Они взяли Билла и
меня за руки и поставили в круг, рядом с Брет. Билл тоже танцевал. Все они
пели. Брет хотела танцевать, но ей не дали. Они хотели танцевать вокруг нее,
как вокруг статуи. Когда пение оборвалось пронзительным riau-riau, они
втолкнули нас в винную лавку.
Мы подошли к стойке. Брет усадили на бочку с вином. В
полутемной лавке было полно мужчин, и все они пели низкими, жесткими голосами.
Позади стойки наливали вино из бочек. Я выложил деньги за вино, но один из
мужчин собрал монеты и сунул их мне обратно в карман.
— Я хочу мех для вина, — сказал Билл.
— Здесь рядом есть лавка, — сказал я. — Сейчас пойду куплю.
Танцоры не хотели отпускать меня. Трое сидели рядом с Брет
на высокой бочке и учили ее пить из меха. Они повесили ей на шею венок из
чеснока. Один совал ей в руку стакан. Другой учил Билла песенке. Напевал ему в
ухо. Отбивал такт на спине Билла.
Я объяснил им, что сейчас вернусь. Выйдя из лавки, я пошел
по улице в поисках мастерской, где я видел мехи для вина. На тротуарах толпился
народ, у многих лавок ставни были закрыты, и я не мог найти ее. Я дошел до
самой церкви, оглядывая обе стороны улицы. Потом я спросил одного из толпы, и
он взял меня за локоть и привел в мастерскую. Ставни были закрыты, но дверь
распахнута настежь.
Внутри пахло дубленой кожей и горячей смолой. В углу сидел
человек и выводил по трафарету надписи на готовых мехах. Мехи пучками свисали с
потолка. Приведший меня снял один, надул его, туго завинтил крышку и прыгнул на
него.
— Видите! Не течет.
— Мне нужен еще один. Только большой.
Он снял с потолка большой мех, в который вошел бы целый
галлон, и приложил его ко рту. Щеки его сильно раздувались вместе с мехом.
Потом он, держась за стул, встал на мех обеими ногами.
— На что они вам? Продадите в Байонне?
— Нет. Пить буду из них.
Он хлопнул меня по спине.
— Buen hombre! Восемь песет за оба. Самая дешевая цена.
Человек, который выводил надписи на мехах и бросал их в
кучу, поднял голову.
— Верно, — сказал он. — Восемь песет — это дешево.
Я заплатил, вышел на улицу и вернулся в винную лавку. Внутри
было еще темней и очень тесно. Я не увидел ни Брет, ни Билла, и мне сказали,
что они в задней комнате. Девушка за стойкой наполнила для меня оба меха. В
один вошло два литра. В другой — пять литров. Все это стоило три песеты и
шестьдесят сентимо. Кто-то стоявший рядом со мной и кого я видел первый раз в
жизни, пытался заплатить за вино, но в конце концов заплатил я. Тогда он
угостил меня стаканом вина. Он не позволил мне угостить его в ответ, но сказал,
что не откажется промочить горло из нового меха. Он поднял большой пятилитровый
мех, сжал его, и вино струей полилось ему в самое горло.
— Ну вот, — сказал он и отдал мне мех.
В задней комнате Брет и Билл сидели на бочках, окруженные
танцорами. Каждый держал руку на плече соседа, и все пели. Майкл сидел за
столиком вместе с какими-то людьми без пиджаков и ел с ними из одной чашки
рыбу, приправленную луком и уксусом. Все они пили вино и макали хлеб в масло с
уксусом.
— Хэлло, Джейк, хэлло! — крикнул Майкл. — Идите сюда.
Разрешите познакомить вас с моими друзьями. Мы тут слегка закусываем.
Майкл познакомил меня со всеми сидящими за столиком. Они
подсказывали ему свои фамилии и послали за вилкой для меня.
— Перестань объедать их, Майкл! — крикнула Брет со своей
бочки.
— Нет, зачем же я лишу вас обеда, — сказал я тому, кто
протягивал мне вилку.
— Ешьте, — сказал он, — для того поставлено.
Я отвинтил крышку большого меха и пустил его по кругу. Все
по очереди выпили, высоко держа мех в вытянутых руках.
Снаружи, покрывая пение, доносилась музыка проходившей
процессии.
— Как будто процессия идет? — спросил Майкл.
— Nada, — сказал кто-то. — Это ничего. Пейте. Поднимите мех.
— Где они вас разыскали? — спросил я Майкла.
— Кто-то привел меня сюда, — ответил Майкл. — Мне сказали,
что вы здесь.
— А где Кон?
— Он раскис! — крикнула Брет. — Его куда-то убрали.
— Где он?
— Не знаю.
— Откуда нам знать? — сказал Билл. — По-моему, он умер.
— Он не умер, — сказал Майкл. — Я знаю, что он не умер. Он
просто раскис от Anis del Toro.
Когда Майкл сказал: Anis del Toro, один из сидевших за
столиком достал мех из-за пазухи и протянул его мне.
— Нет, — сказал я. — Нет, спасибо.
— Пейте. Пейте. Подымите мех!
Я отхлебнул. Водка отдавала лакрицей, и от нее по всему телу
разливалось тепло. Я чувствовал, как у меня становится тепло в желудке.
— Где же все-таки Кон?
— Не знаю, — сказал Майкл. — Сейчас спрошу. Где наш пьяный
товарищ? — спросил он по-испански.
— Вы хотите видеть его?
— Да, — сказал я.
— Я не хочу, — сказал Майкл. — Это вот он хочет.
Владелец анисовой водки вытер губы и встал.
— Пойдемте.
В одной из задних комнат Роберт Кон спокойно спал на
сдвинутых бочках. Лицо его было едва видно в темноте. Его накрыли чьим-то
пиджаком, а другой подложили ему под голову. С его шеи на грудь спускался
большой венок из чеснока.
— Не будите его, — прошептал приведший меня. — Пусть
проспится.
Два часа спустя Кон появился. На его шее все еще болтался
венок из головок чеснока. Испанцы приветствовали его криками. Кон протер глаза
и засмеялся.
— Я, кажется, вздремнул, — сказал он.
— Что вы, и не думали, — сказала Брет.
— Вы просто были мертвы, — сказал Билл.
