Мне не хотелось взбираться еще выше.
— Что ты так смотришь на меня?
— Вовсе я на тебя не смотрю. Ступай наверх и зайди к Кону. С
ним что-то неладно.
— А ты не пьян ли? — сказал я.
— Да, пьян, — сказал Билл. — А ты все-таки ступай наверх и
зайди к Кону. Он хочет тебя видеть.
— Ладно, — сказал я. Вот только по лестнице взбираться не
хотелось. Я поднимался по лестнице и тащил свой воображаемый чемодан. Я прошел
по коридору до номера Кона. Дверь была закрыта, и я постучался.
— Кто там?
— Барнс.
— Войдите, Джейк.
Я отворил дверь, вошел в комнату и поставил свой чемодан. В
комнате было темно. Кон лежал ничком на кровати в темноте.
— Хэлло, Джейк.
— Не называйте меня Джейком.
Я стоял у двери. Точно так же я тогда пришел домой. Теперь
мне нужно было горячую ванну. Полную горячую ванну, чтобы вытянуться как
следует.
— Где ванная? — спросил я.
Кон плакал. Лежал, уткнувшись лицом в подушку, и плакал. На
нем была белая рубашка «поло», как те, что он носил в Принстоне.
— Я виноват, Джейк. Пожалуйста, простите меня.
— Еще чего.
— Пожалуйста, простите меня, Джейк.
Я ничего не ответил. Я просто стоял у двери.
— Я себя не помнил. Вы же понимаете, как это вышло.
— Ну ладно.
— Я просто не мог этого вынести.
— Вы назвали меня сводником.
Мне было все равно. Я хотел горячую ванну. Я хотел очень
полную горячую ванну.
— Я знаю. Пожалуйста, забудьте про это. Я просто себя не
помнил.
— Ну ладно.
Он плакал. Голос у него был смешной. Он лежал в белой
рубашке на кровати в темноте. В рубашке «поло».
— Я завтра утром уеду.
Теперь он плакал беззвучно.
— Я просто не мог этого вынести. Я прошел через муки ада,
Джейк. Это был сущий ад. С тех пор как мы сюда приехали, Брет обращается со
мной так, как будто я ей совсем чужой. Я просто не мог этого вынести. Мы жили
вместе в Сан-Себастьяне. Вы, должно быть, знаете. Я не могу этого вынести.
Так он и лежал на кровати.
— Вот что, — сказал я. — Я пойду приму ванну.
— Вы были моим единственным другом, и я так любил Брет.
— Ну, — сказал я, — до свиданья.
— И все это ни к чему, — сказал он. — Все ни к чему.
— Что именно?
— Все. Джейк, скажите, что вы больше не сердитесь.
— Да нет, — сказал я. — Ладно.
— Я так измучился. Я прошел через муки ада, Джейк. Теперь
все кончено. Все.
— Ну, — сказал я, — до свиданья. Мне пора.
Он повернулся, сел на край постели, потом встал.
— До свиданья, Джейк, — сказал он. — Вы подадите мне руку?
— Конечно. Почему же нет?
Мы пожали друг другу руки. В темноте я не мог разглядеть его
лица.
— Ну, — сказал я, — завтра утром увидимся.
— Я утром уезжаю.
— Ах да! — сказал я.
Я вышел. Кон стоял в дверях своего номера.
— Как вы себя чувствуете, Джейк? — спросил он.
— Хорошо, — сказал я. — Все в порядке.
Я никак не мог найти ванную комнату. Наконец нашел. Там была
глубокая каменная ванна. Я отвернул кран, но вода не шла. Я посидел на краю
ванны. Когда я встал и хотел уйти, оказалось, что я снял ботинки. Я поискал их,
нашел и понес вниз. Я нашел свой номер, разделся и лег в постель.
Проснулся я с головной болью от грома оркестра, проходившего
по улице. Я вспомнил, что обещал Эдне, приятельнице Билла, пойти с ней
посмотреть, как быки бегут в цирк по улицам города. Я оделся, спустился вниз и
вышел в прохладу раннего утра. Люди, торопясь в цирк, быстрым шагом пересекали
площадь. От билетных касс через всю площадь тянулись те же две очереди — ждали
семи часов, когда начнут продавать билеты. Я торопливо пересек площадь и вошел
в кафе. Официант сказал мне, что мои друзья были здесь и ушли.
— Сколько их было?
— Два сеньора и одна сеньорита.
Значит, все в порядке. Эдна была с Биллом и Майклом.
Накануне вечером она боялась, что они раскиснут. Поэтому она просила меня,
чтобы я непременно пошел с ней. Я выпил кофе и вместе с толпой торопливо
зашагал к цирку. Я уже твердо держался на ногах. Только очень болела голова.
Все вокруг было четким и ясным, и в городе пахло ранним утром.
На дороге, ведущей с окраины города в цирк, было грязно.
Вдоль всего забора, который тянулся до самого цирка, стояла толпа, а наружные
балконы и крыша цирка были сплошь усеяны людьми. Я услышал взрыв ракеты и понял,
что не поспею в цирк к выходу быков, и потому протиснулся сквозь толпу к
забору. Меня плотно прижали к деревянным доскам. В проходе, огороженном
заборами, полиция подгоняла толпу. Люди шли или трусили рысцой в сторону цирка.
Потом появились бегущие люди. Какой-то пьяный поскользнулся и упал. Двое
полицейских подхватили его и оттащили к забору. Теперь люди бежали быстро.
Потом раздался дружный крик толпы, и, просунув голову между досками забора, я
увидел, как быки сворачивают с улицы в длинный загон, ведущий в цирк. Быки
бежали быстро и нагоняли толпу. Вдруг еще один пьяный отбежал от забора, держа
обеими руками куртку, словно плащ матадора. Он хотел поработать с быками. Оба
полицейских ринулись к нему, один схватил его за шиворот, другой ударил
дубинкой, потом притиснули его к забору и стояли, прижавшись к доскам, пока не
пробежали последние из толпы и быки. Впереди быков бежало так много народу, что
в воротах цирка образовалась пробка, и, когда быки, тяжелые, забрызганные
грязью, сбившись в кучу, крутя рогами, набежали на толпу, один бык вырвался
вперед, всадил рог в спину бегущему впереди человеку и поднял его на воздух.
Когда рог вошел в тело, руки человека повисли, голова запрокинулась, и бык
поднял его, а затем бросил на землю. Бык погнался еще за одним из бегущих, но
тот скрылся в толпе, и толпа прорвалась в ворота, а за нею быки. Красные ворота
цирка закрылись, с наружных балконов люди протискивались внутрь амфитеатра,
раздался крик, потом — снова крик.
