— Неплохо. Кстати, они не евреи. Мы просто зовем их так.
Они, кажется, шотландцы.
— Так у нее совсем нет денег? — спросил я.
— Вероятно. Все, что у нее было, она отдала мне перед
отъездом.
— Ну что ж, — сказал Билл, — остается только выпить еще по
одной.
— Верно, — сказал Майкл. — Говорить о деньгах — занятие
пустое.
— Вы правы, — сказал Билл. Мы с Биллом разыграли, кому
платить. Билл проиграл и заплатил. Мы вышли к дожидавшейся машине.
— Куда вы хотите ехать, Майкл? — спросил Билл.
— Давайте просто покатаемся. Это, может быть, поднимет мой
кредит. Покатаемся немного.
— Отлично. Мне хочется взглянуть на побережье. Давайте
поедем в Андай.
— На побережье у меня нет никакого кредита.
— Как знать, — сказал Билл.
Мы поехали по дороге, идущей вдоль побережья. Зеленели луга,
мелькали белые, под красными крышами виллы, клочки леса, и по краю далеко
отступившего от берега очень синего моря кудрявились волны. Мы проехали через
Сен-Жан-де-Люс и другие прибрежные городки, расположенные подальше. Позади
холмистой равнины, по которой мы ехали, видны были горы, отделявшие нас от
Памплоны. Дорога вела все дальше. Билл взглянул на часы. Нам пора было
возвращаться. Он постучал в стекло и велел шоферу ехать обратно. Машина,
разворачиваясь, задом въехала в придорожную траву. За нами был лес, впереди,
перед нами, — луговина, а дальше — море.
Мы остановились в Сен-Жан-де-Люс, у подъезда отеля, где
Майкл собирался жить, и он вышел из машины. Шофер внес его чемоданы. Майкл
стоял возле машины.
— Прощайте, друзья, — сказал Майкл. — Замечательная была
фиеста.
— Всего хорошего, Майкл, — сказал Билл.
— Скоро увидимся, — сказал я.
— О деньгах не беспокойтесь, — сказал Майкл. — Вы заплатите,
Джейк, за машину, а я вам пришлю свою долю.
— Прощайте, Майкл.
— Прощайте, друзья. Спасибо вам.
Он пожал руку Биллу и мне. Машина отъехала, и мы помахали
ему. Он стоял на дороге и смотрел нам вслед. В Байонну мы приехали перед самым
отходом поезда. Носильщик принес чемоданы Билла из камеры хранения. Я проводил
его до решетки на перроне.
— Ну прощай, Джейк, — сказал Билл.
— Прощай, дружище!
— Очень хорошо было. Я очень хорошо провел время.
— В Париже задержишься?
— Нет. Я семнадцатого на пароход. Ну прощай!
— Прощай, Билл.
Он прошел через дверцу в решетке к поезду. Носильщик шел
впереди с чемоданами. Я смотрел, как отходит поезд. Билл стоял у одного из
окон. Окно проехало, весь поезд проехал, рельсы опустели. Я вышел через вокзал
к автомобилю.
— Сколько с меня? — спросил я шофера. За путь до Байонны мы
уговорились заплатить сто пятьдесят песет.
— Двести песет.
— А сколько вы возьмете, чтобы завезти меня на обратном пути
в Сан-Себастьян?
— Пятьдесят песет.
— Вы шутите.
— Тридцать пять песет.
— Это слишком дорого, — сказал я. — Отвезите меня в отель
«Панье-Флери».
У подъезда отеля я заплатил шоферу и дал ему на чай. Машина
была покрыта пылью. Я провел чехлом спиннинга по стенке машины. Эта пыль было
последнее, что связывало меня с Испанией и фиестой. Шофер завел мотор, и машина
покатила по улице. Я смотрел, как она сворачивает на дорогу в Испанию. Я вошел
в отель и снял номер. Мне дали тот же номер, в котором я жил, когда Билл, и
Кон, и я были в Байонне. Казалось, это было когда-то очень давно. Я умылся,
переменил рубашку и пошел в город.
В газетном киоске я купил номер «Нью-Йорк геральд» и зашел в
кафе почитать его. Странно было снова очутиться во Франции. Все здесь отдавало
провинциальной тишиной и спокойствием. Я почти жалел, что не поехал с Биллом в
Париж, но Париж — это значило бы продолжение фиесты. С меня пока довольно было
фиест. В Сан-Себастьяне будет тихо. Сезон откроется не раньше августа. Я сниму
хороший номер в отеле и буду читать и купаться. Там прекрасный пляж. Набережная
обсажена чудесными деревьями, и много детей со своими нянями проводят там лето
до открытия сезона. По вечерам оркестр будет играть под деревьями напротив кафе
«Маринас». Я буду сидеть в кафе «Маринас» и слушать музыку.
— Как у вас тут кормят? — спросил я официанта. К кафе
примыкал ресторан.
— Хорошо. Очень хорошо. Здесь очень хорошо кормят.
— Отлично.
Я пошел в ресторан и пообедал. Для Франции это был обильный
обед, но после испанских трапез он показался мне несколько скудным. За
неимением другой компании я заказал бутылку «шато марго». Приятно было пить
медленно, и смаковать вино, и пить в одиночестве. Бутылка вина — хорошая
компания. Потом я выпил кофе. Официант посоветовал мне бискайский ликер под
названием «иссара». Он принес бутылку с ликером и наполнил рюмку. Он сказал,
что иссару делают из пиренейских цветов. Из настоящих пиренейских цветов. Ликер
видом напоминал вежеталь, а запахом — итальянский ликер «стрега». Я велел
официанту убрать пиренейские цветы и принести мне французский vieux marc. Он
оказался вкусным. После кофе я выпил вторую рюмку.
Официант, по-видимому, немного обиделся за пиренейские
цветы, поэтому я щедро дал ему на чай. Это обрадовало его. Хорошо жить в
стране, где так легко и просто доставлять людям радость. В Испании никогда
нельзя знать наперед, поблагодарит ли тебя официант. Во Франции же все
построено на четкой финансовой основе. Нет страны, где жизнь была бы проще.
Никто не осложняет отношений, становясь твоим другом по каким-то неясным
причинам. Если хочешь, чтобы тебя любили, стоит только истратить немного денег.
Я истратил немного денег, и официант полюбил меня. Он оценил мои достоинства.
Он будет рад снова увидеть меня. Когда-нибудь я снова приду сюда обедать, и он
рад будет меня видеть и захочет, чтобы я сел за его столик. Это будет искренняя
любовь, потому что у нее будет разумное основание. Я почувствовал, что вернулся
во Францию.
На другое утро я всем в отеле дал слишком много на чай,
чтобы приобрести еще друзей, и утренним поездом уехал в Сан-Себастьян. На
вокзале я дал носильщику на чай ровно столько, сколько считал нужным, потому
что сомневался, что еще когда-нибудь увижусь с ним. Мне только хотелось иметь
несколько добрых друзей французов в Байонне на случай, что я вернусь туда. Я
знал, что если они запомнят меня, то будут мне верными друзьями.
