Понемногу мысли принца вернулись к утреннему происшествию, к принятию присяги на верность от всех служивших в замке, и он удрученно хмыкнул. Ему всегда казалось это непреложным, что люди, присягнувшие родителям, как бы по наследству переносят эту клятву и на него. Да он даже не задумывался, что может быть иначе, и слова Бенгальда о реформах воспринял как принятие братом какой-то особой позиции по отношению к родителям. И первое время, приезжая в столицу на празднества, бдительно присматривался, не стали ли родители относиться к брату холодно или враждебно. Но когда не обнаружил ничего подобного, успокоился и выбросил все это из головы.
А вот теперь, припоминая те времена, начинает понимать, что зря не расспросил Бенгальда подробнее и зря не задумался, а не нужно ли ему последовать примеру брата. Ведь тот как-то похвастался, что за эти годы стал намного богаче, и не только построил каменный мост через довольно широкую Юдну, но вымостил от него дорогу до самого замка. Дворец Бенгальда располагался на территории старинной крепости, и брат важно называл свою резиденцию замком.
Мысль о богатстве брата плавно перетекла на приезд финансиста, который ожидался на следующей неделе, и Кандирд снова нахмурился. Разумеется, его, как и братьев, учили экономике и математике, и она давалась ему довольно легко. Он свободно делал сложные расчеты и чертил графики и геометрические фигуры. Но едва видел пачки замусоленных счетов, впадал в настоящую панику. «И ведь есть же люди, которых это совершенно не угнетает», — вздохнул принц, вспомнив слова Иллиры, и вдруг сообразил, что нашел золотые россыпи.
Раз она нашла какие-то приписки у соседа, значит, ей доставляет удовольствие копаться в этих бумажках. Да она вообще их обожает… как же ему сразу не пришло это в голову! Нужно назначить ее финансистом, а то это же непорядок: человек, который держит в руках его, Кандирда, доходы и расходы, до сих пор подчиняется королю! И неизвестно, как рассчитывает прибыль и сколько забирает в королевскую казну.
И это он сделает немедленно, предложит ей второе жалованье и одновременно договор на пять лет, чтобы точно быть уверенным, что она не соберет свой сундучок после какой-нибудь мелкой размолвки.
Принц придержал коня, решив не откладывать надолго своего намерения, и дождался, пока с ним поравняется катившая почти в конце кавалькады карета. Однако едва она оказалась почти наравне, свирепо скрипнул зубами, из открытых окошек доносился звонкий хохот сеньориты, и к нему примешивался несомненно мужской смех.
— Я рад, что путешествие доставляет сеньорите такое удовольствие. — Смешно было смолчать, специально дождавшись карету на глазах всего отряда, но произнести нечто более приветливое просто язык не повернулся.
— Ваше высочество? — В окне показалось разрумянившееся от смеха личико Иллиры. — Идите к нам! Тут все свои.
И кто такие эти «свои»?! Так и просился на язык язвительный вопрос, но ее глаза сияли таким жизнерадостным удовольствием, что ничто едкое выдавить он не смог.
— Иди к нам, Канд! — Отодвинув секретаря, в оконце появилось лицо баронета, и оно тоже плавилось весельем. — Нам Бунзон такие смешные вещи рассказывает!
— Так у вас там, наверное, уже места нет, — еще ворчал Кандирд, а рука уже делала знак кучеру.
— Мы потеснимся, — бодро сказал голос Седрика, и принц ехидно усмехнулся, и впрямь, все свои! Странно будет, если там не окажется еще и капитана!
Однако капитана, к удивлению принца, все же не оказалось, и он устроился на передней скамейке рядом с друзьями. Напротив сидели Иллира с лекарем, и между ними было вполне достаточно места, чтоб разместить еще кого-то, но Кандирду вовсе не хотелось, чтоб сеньорита приглашала этого «кого-то».
— Ну, слушайте дальше, — сделав серьезную физиономию, продолжил рассказ лекарь, — и был этот молочник страстно влюблен в одну белошвейку, которой каждое утро приносил молоко. И вот решил он ей намекнуть на свои чувства. В первый день бросил в кувшинчик лепесток фиалки. Девушка молчит. Тогда он бросил лепесток розы. Снова молчит. Молочник решил, что это хороший знак, купил колечко и опустил в кувшинчик…
Иллира начала давиться от смеха, и принц, уже не раз слышавший байки лекаря в таких вот поездках, невольно заулыбался, хотя отлично знал окончание.
— Грызи, — Ингирд подвинул к нему корзиночку с жареными орехами, которую держал на коленях, — мы специально прихватили на кухне для Илли. Но она все время хохочет, придется самим все съесть.
— Так ты специально быстрее грызешь, пока я не могу! — притворно возмутилась девушка и сунула в корзинку руку. — Дай хоть в карман насыпать, пока все не слопал!
Она искренне радовалась, что все так хорошо: и в деревню ее взяли, и байки рассказывают, и даже принц перестал сердиться. И малодушно откладывала разговор, ради которого и хотела оказаться подальше от дворца, где, как ей казалось, даже стены подслушивают и доносят королеве. И если та почему-то не рассердится на нового личного секретаря сына за утреннее подстрекательство, то за эти мысли точно упечет куда подальше. Но и скрывать то, что пришло ей в голову, девушка не могла.
Но все хорошее когда-то кончается. Сначала выпрыгнул Седрик, заявив, что у него от смеха уже живот болит. Потом ушел лекарь, сообщив, что немного разомнет кости и придет.
И тогда она поняла, что если сейчас не скажет все, что понемногу открылось ей при чтении писем и заметок, оставшихся от предшественника, то потом не решится никогда.
— Канд… — виновато вздохнув, подняла она на принца серьезные глаза, — я хотела что-то сказать… но боюсь… сделать тебе больно.
— Говори, я потерплю, — великодушно разрешил он, не веря, что она может действительно сказать что-то подобное.
— Вы все, конечно, в курсе, что у нашего королевства довольно натянутые отношения с Тритоном?! — начала девушка издалека.
— Ну мы-то в курсе, а ты откуда?! — сразу посерьезнел принц.
— Наш городок недалеко от западного тракта, и такие вещи просто не могут не волновать людей. Некоторые уже продают дома и перебираются ближе к столице. Но я не про это. Наместник степных областей, сеньор Матерос, довольно скользкий тип… и не гнушается никакими методами, когда пытается добиться своих целей… как известно, король не зря держит на границе со степняками самые отборные войска. Это тоже знают все, потому что в этих войсках у многих служат родственники.
— И к чему ты это ведешь? — напрягся Ингирд.
— Ты ведь тоже догадался? — Она смотрела в глаза баронета изучающе и печально. — Ну, Инг? Она была во дворце самым уязвимым местом, ведь она не сирота, как большинство из кандидаток, которых привезли вместе со мной. А просто убрать ее не было никакого повода… да и Канд бы не согласился. Вот его и заставили… он не сразу согласился, все дела забросил, вино пил в открытую… но он же был шесть лет пажом… у него тоже наверняка есть родичи, значит, уговорили.
— Догадывался, — хрипло сказал Ингирд и отвернулся к окну, — но что толку было говорить?! Все равно ничего уже не исправишь. И что противнее всего, они были правы, мы позже нашли в тайном кармашке ее саквояжа зелья… каких у нее быть не должно было.
