К дверям нашего Управления подкатил длинный лимузин черного цвета. Почему-то первым делом я обратил внимание на номер, являвший собой три шестерки и, естественно, несколько букв.
«Занимательный номер! — мелькнуло у меня в голове. — Интересно, что это за важная птица к нам пожаловала? И по какому вопросу?»
Честно говоря, мне стало несколько неприятно, потому что я грешным делом подумал было, а не по душу ли Игоря Кирилловича Астахова явился этот автомобиль? Может быть, Астахов выполнил свои угрозы и позвонил кому-то из «больших» людей?
Из лимузина тем временем выбрался высокий господин очень солидного вида. Он был одет в светлый, с переливом костюм, поверх которого было наброшено элегантное пальто. Он бросил что-то своему водителю, а следом из машины вынырнул довольно молодой человек с папкой под мышкой. Он как-то подобострастно посмотрел на солидного господина, тот что-то процедил и двинулся к дверям. Молодой человек ловко опередил его, первым подскочив к двери, и услужливо распахнул ее.
Я с любопытством наблюдал за этой картиной, отмечая про себя, что раньше никогда не видел этого мужчину в стенах нашего Управления. И в то же время он показался мне знакомым…
Я вернулся на свое место и снова набрал номер дочери. На сей раз мне ответил тоненький голосок, но только это не был голос Катюхи.
— Здрась-те! — послышалось в трубке.
— Привет, — сказал я. — А Катю можно услышать?
— А ее нет. Она на операции, — огорошила меня девчонка.
— Где-е? — Я аж привстал на стуле.
— Ее увезли на операцию, — повторил голосок.
— Солнышко… — не в силах скрыть своего волнения, проговорил я. — Ты, наверное, ошибаешься. На процедуры, наверное?
— Нет, на операцию, — уверенно сказал ребенок. — Ей с утра есть запретили.
Пробормотав какую-то ерунду, я отключил связь и положил трубку на стол. Потом встал и заходил по кабинету. Что за дела там творятся???
Я вернулся к столу и набрал номер Ольги. Она не отвечала. Выругавшись, я выскочил из кабинета, запирая его на ходу, и в тот же миг увидел, как господин в пальто шествует мне навстречу, а впереди почти бежит его сопровождающий. Важный господин даже не взглянул на меня, да и мне, признаться, было не до него. Я быстро дошел до кабинета подполковника Герасимова и, постучав, тут же услышал:
— Проходите, пожалуйста!
После чего дверь открылась, и моим глазам предстала улыбающаяся физиономия шефа. Сказать, что я был удивлен, — ничего не сказать. Подполковник обычно не утруждает себя столь вежливым приглашением, ограничиваясь коротким «да!» А уж чтобы он лично встал и распахнул дверь… Становилось ясно, что все эти почести предназначались явно не для меня…
Так и есть. Едва Герасимов увидел, что это всего лишь капитан Синицын, как его лицо вытянулось, и он, сдвинув брови, спросил совершенно другим тоном:
— Чего тебе, Синицын?
— Сергей Александрович, можно мне отлучиться ненадолго? У меня дочь на операцию повезли экстренно! — выпалил я на одном дыхании.
Тут позади послышались голоса, и подполковник через мое плечо выглянул в коридор. На его лице снова заиграла улыбка.
— Проходите, проходите, — заговорил он.
Я невольно посторонился, и в кабинет проследовал тот самый важный господин в сопровождении своего услужливого спутника. Герасимову в данный момент было явно не до меня, более того, он спешил избавиться от присутствия капитана Синицына, поэтому торопливо произнес:
— Ладно, ладно, иди, Синицын!
После чего буквально вытолкал меня в коридор. Мне, собственно, в данный момент только это и было нужно, и я побежал к выходу, а затем на автобусную остановку. О том, что за человек явился к Герасимову и по какому поводу, я не думал. Пусть даже по звонку Астахова, пусть мне грозят репрессивные меры, тогда мне было наплевать на все, кроме дочери.
…Когда я влетел на второй этаж больницы, то натолкнулся на Ольгу, стоявшую у окна. Подойдя к жене, я вцепился в ее плечо и почти закричал:
— Что происходит? Почему Катя на операции?
— Потому что так нужно для ее здоровья, — отозвалась Ольга, глядя в окно.
— Но… Почему? Я не давал согласия!
— Зато я его дала! — ответила жена. — Я вообще-то ее мать, и меня спросили в первую очередь!
Я ошарашенно смотрел на нее и не мог поверить, что Ольга говорит всерьез.
— Ты что, нашла пятьдесят тысяч? — спросил я.
— Нет, — покачала головой Ольга. — Операцию делает другой врач. А завотделением уехала на курсы повышения квалификации.
Мне все стало понятно, и вспомнились слова Влада Тропинина насчет того, что в случае неплатежеспособности врачи потеряют интерес к моей дочери. Я не сомневался, что завотделением именно поэтому в спешном порядке отправилась на курсы, чтобы как-то мотивировать свой отказ оперировать Катю.
— Но зачем? Зачем? — Я схватил Ольгу за плечи и затряс. — Для чего это было нужно?
— Потому что я хочу, чтобы все поскорее закончилось! — выкрикнула Ольга. — Мы все уже устали от неопределенности!
У меня в голове стремительно стала складываться картинка.
— Мы все… — медленно проговорил я, — это, видимо, вы с Эдиком? Так? Его стало напрягать, что ты постоянно торчишь в больнице, к тому же требуются деньги, и он подтолкнул тебя к тому, чтобы настоять на операции? Да?
Судя по тому, что Ольга молчала и у нее забегали глаза, я понял, что прав. И это еще больше взорвало меня. Я не мог поверить, что на этой женщине женился когда-то.
— Ты… Ты просто дура! — заорал я, сильнее сжимая Ольгины острые плечи. — Понимаешь? Дура!
— Отпусти, мне больно! — на глазах Ольги выступили слезы.
Из ординаторской высунулась чья-то фигура в халате, и я отпустил плечо Ольги.
— Когда началась операция? — спросил я.
— Два часа назад, — ответила та. — Да не дергайся ты так! Ее оперирует старший хирург! Все будет хорошо.
Я отошел в сторону и прислонился лбом к окну. Сейчас я не мог даже видеть Ольгу, не то что разговаривать с ней.
Коридор второго хирургического отделения я мерил шагами еще полтора часа, пока шла операция. Ольга была здесь же. Она несколько раз подходила ко мне, пыталась заговорить, но я никак не реагировал, и в конце концов она села в кресле в углу, под пальмой в кадке.
Через полтора часа в коридоре показалась каталка, которую катили два санитара, мужчина и женщина. Следом шествовал мужчина средних лет. На каталке, накрытая простыней, лежала Катюха. Глаза ее были закрыты. Я порывисто шагнул навстречу.
— Все в порядке, — проговорил врач. — Сейчас ее отправят в палату интенсивной терапии, там она проведет несколько дней. Потом ее выпишут, не волнуйтесь.
