На службе я не был несколько дней. Позвонил, конечно же, в Управление и сообщил подполковнику Герасимову о своей трагедии. Тот отнесся с небывалым пониманием и сказал, что я могу находиться дома столько, сколько сочту нужным для полного восстановления. Добавил также, что в связи с утратой дочери мне выделена денежная компенсация, которую я могу получить в любое время. Я поблагодарил его, сказав, что сам не знаю, когда приду. Мне сейчас было не до работы.
Пережить эти дни мне здорово помог Влад. Родители предлагали переехать к ним, но я отказался. Я видел, как они сами страдают, а наблюдать ежедневно их слезы мне было бы вдвойне тяжелее. Я видел, как сдали оба моих родителя, на глазах превратившись в стариков…
В который раз я пересказывал Владу историю Катюхи и мучил его вопросом, кто же виноват в смерти моей дочери. При этом понимал, что Тропинин не может дать ответа на этот вопрос.
В конце концов, измучив и его и себя, я однажды вечером собрался и поехал по одному адресу. Без звонка, без всякого предупреждения — у меня просто не было номера телефона. Я не был даже уверен, что кто-то есть дома, что мне откроют, что меня впустят…
Она открыла сразу, не спрашивая. В серых глазах, когда она узнала меня, появилось что-то похожее на облегчение.
— Я ждала вас, — сказала она, отодвигаясь. — Проходите.
— Откуда вы знали, что я приду? — спросил я.
— Знала, — просто ответила она.
— Вы ясновидящая? — криво усмехнулся я.
— Нет. Просто чувствовала. Мы с вами не договорили в прошлый раз. Явно не договорили. Вы проходите.
Я сидел в той самой комнате, где был один-единственный раз. Наталия Константиновна сидела напротив и ждала, что я ей скажу. Вместо этого я вынул из кармана ампулы, которые захватил в больнице, еще когда Катюха была жива, и положил перед нею.
— Что это? — удивленно подняла она тонкие брови.
— Это то, что кололи моей дочери. Скажите, что это за лекарства?
Наталия Константиновна нахмурилась, поднесла ампулы к свету и прочитала название.
— Сердечный препарат, — сказала она. — Обычно применяется в нашем отделении.
— Обычный? — уточнил я. — Но я покупал Кате специальный препарат, которого у вас нет. Я даже название помню — кардиомезин.
Наталия Константиновна нахмурилась еще больше.
— Это не кардиомезин, — сказала она. — Это как бы аналог, но только российский, дешевый.
— Ах, вот как, значит? А куда же делся тот, что я приносил? Почему вместо него Кате кололи какую-то ерунду? — Я почувствовал, что снова закипаю, и Наталия Константиновна поняла это.
— Поймите, — сказала она. — Сам по себе этот препарат не мог стать причиной смерти Кати!
— Да, но причиной могло стать то, что ей не кололи нужный! — возразил я. — Вы тоже поймите меня, я хочу разобраться в смерти Кати, найти виновных и наказать!
— Вы рассуждаете как полицейский, — печально констатировала она. — А я как врач. Ну, не совсем еще врач, но все же… Знаете, вы во многом правы. И нарушений в больницах творится полно. Думаете, мне ничего об этом неизвестно? Да я когда только пришла работать, была потрясена!
И она заговорила. Заговорила о том, как ужасно было ей наблюдать все безобразия. Халатность санитарок, медсестер, откровенные вымогательства… Отсутствие материалов и оборудования, на которое, вообще-то, выделяются средства из бюджета, и немалые. Говорила и о том, как жалко ей всех детишек, лежащих в отделении. Что она даже подумывала о смене профессии, потому что ей хотелось обнять и утешить каждого ребенка, и не просто утешить, а чуть ли не усыновить и забрать к себе…
Я слушал и верил ей. Глаза у нее были совсем детскими, немного наивными и очень добрыми. Женщина с такими глазами не могла врать. К тому же я помнил о том, как отзывалась о ней Катюха. А моя девочка, несмотря на совсем юный возраст, очень хорошо чувствовала людей.
— А что же руководство больницы? — спросил я, когда она закончила свой рассказ. — Неужели не в курсе?
Наталия Константиновна невесело усмехнулась.
— Очень даже в курсе, — с горечью сказала она. — Просто на многое закрывает глаза, потому что и само нечисто на руку. Рядовые врачи, которые кладут в карман тысячу-другую, ни при чем. Им тоже хочется есть. Но, по сути, это не влияет на общую картину. А вот на уровне руководства совсем другие суммы.
— Тогда нужно выводить на чистую воду администрацию! — воскликнул я. — Главного врача в первую очередь! Ведь это он за все отвечает!
Наталия Константиновна посмотрела на меня как-то странно и произнесла фразу, которую я тогда не понял. Смысл ее дошел до меня немного позднее.
— Главный врач — не главный злодей, — бросила она тогда и сразу же перевела разговор… А потом вдруг сказала: — А давайте пройдемся? Вы же, наверное, совсем не бываете на улице. Да и я не дышу свежим воздухом, все время на работе.
Я был несколько удивлен, тем не менее, ответил положительно. Наталия Константиновна быстро собралась, и мы вышли на улицу, направившись в сторону сквера. Она была в легком приталенном пальто, подчеркивавшем стройность фигуры, и я тогда отметил, что она, оказывается, очень красива. Просто раньше я воспринимал ее как врача, а посмотреть на нее как на женщину мне и в голову не приходило.
Стояла золотая осень, с деревьев медленно сыпались листья и шуршали под нашими ногами. Наталия Константиновна перешагивала их, словно стараясь не задеть тонкими, острыми каблучками черных сапожек… Во время этой прогулки мы перешли с ней на «ты» и с той поры стали встречаться практически каждый вечер, когда у нее не было ночного дежурства. Наташа и Влад Тропинин стали главными людьми, оказавшими мне поддержку в те тяжелые дни, которых я не забуду никогда. Но мысль о смерти Катюхи и о том, кто же в ней виноват, постоянно терзала меня…
А через неделю после похорон поздно вечером раздался звонок в дверь. Я пошел открывать и увидел Ольгу. Под ее глазами залегли синяки, она еще больше похудела, и черты лица ее заострились еще сильнее. У ног Ольги стояли две большие сумки.
— Можно войти? — спросила жена.
Я посторонился, пропуская ее. Ольга прошла на кухню и села за стол, уронив голову на руки. По запаху я понял, что она выпила что-то спиртное. Мне не хотелось общаться с Ольгой, однако я переборол себя. Ей тоже было нелегко.
— Что-то случилось? — спросил я, усаживаясь на стул напротив.
Ольга подняла голову и проговорила:
— Он бросил меня. Просто выгнал! Сказал, что я задолбала его своими слезами и что ему не нужны эти проблемы.
— Поэтому ты и пришла ко мне? — усмехнулся я.
— Да… Нет… То есть я хотела сказать — Андрей, может быть, мы с тобой начнем все сначала? — Ольга заглянула мне в глаза. — Тем более теперь…
Я ничего не ответил. За последнее время я окончательно вычеркнул Ольгу из своего сердца. И то, о чем мечтал еще полгода назад, сейчас мне было совершенно не нужно.
