Так или иначе, первым делом я собирался навестить Варвару Рыбину и спросить ее, где она пропадала октябрьской ночью. Но для начала нужно было прийти в Управление и обозначить свое присутствие на рабочем месте.
Я появился ровно к восьми утра, к самому началу планерки. Подполковник Герасимов, увидев меня, задержал на мне свой взгляд, словно оценивая, потом спросил:
— Ну как ты, Синицын?
— Нормально, — коротко ответил я.
Подполковник с сомнением оглядел меня еще раз. На мне была тщательно отглаженная рубашка, сам я чисто выбрит, и даже одеколоном брызнул лицо после бритья.
— Ну, смотри, — протянул Герасимов. — А то я тебя не тороплю…
— Я в порядке, Сергей Александрович, — заверил я его.
Планерку подполковник провел на удивление быстро, однако когда я собрался в свой кабинет, чтобы взять рисунки Варвары и отправиться к ней, Герасимов остановил меня.
— Вот что, Синицын, — со смущенным откашливанием заговорил он. — Там в деле Скоробогатова новые обстоятельства вскрылись, на… Пока тебя не было.
— Какие обстоятельства? — поинтересовался я.
— Свидетели появились, — принялся загибать пальцы Герасимов. — Улики нашлись… И даже не улики, а вещ-до-ки! Так что тебе остается только допросить обвиняемого, взять с него признательные показания и оформить дело для передачи в прокуратуру. Все.
— А кто? — не понял я. — Кто обвиняемый-то?
Герасимов надул щеки и произнес:
— Роман Валентинович Андрейченко.
— Что-о-о? — Я не поверил собственным ушам. — Министр здравоохранения?
— Совершенно верно! — подтвердил подполковник. — Вот такие в наше время министры, на…!
Я снова чувствовал себя будто во сне. Подполковник Герасимов требует, чтобы я посадил министра здравоохранения? Герасимов, который даже кандидата в депутаты нашей местной городской Думы боялся задержать? Герасимов, который всегда опасался иметь дело с сильными мира сего и старался обходить их стороной? Да что же это такое творится?
— Так, Сергей Александрович! — твердо попросил я. — Объясните-ка мне по порядку, что все-таки произошло?
— Да все ясно как день, Синицын! — преувеличенно бодро провозгласил подполковник. — Ехал в ту ночь Андрейченко с базы отдыха. Пьяный был за рулем, на..! Ну и сбил человека. Случайно, на…! А потом обос… Испугался, короче, погрузил тело в багажник, отвез подальше и выкинул. Чтобы следы запутать.
— А откуда же все это выяснилось? — недоумевал я.
— Свидетель появился! Не перевелись еще сознательные граждане в нашей стране! Он и заявил, что видел машину Андрейченко, как она сбила Скоробогатова! И номер запомнил, и самого его опознал!
— Откуда же он взялся, этот свидетель?
— Говорю же — сам к нам пришел! Мы, конечно, его показания проверили, сразу с обыском домой к Андрейченко. А у него в гараже — окровавленный пиджак! Скоробогатовский пиджак, вдова уже опознала его.
— Надо же, как все складно! — вырвалось у меня. — И главное, вовремя! Сколько я бился с этой смертью, кучу свидетелей опросил, огромную работу провел, а тут все как на блюдечке появляется!
Подполковник Герасимов нахмурился. Ему явно не понравилось мое замечание.
— Короче, Синицын! — взмахнул он рукой. — Иди и снимай показания! За тебя и так всю работу сделали. Спасибо сказал бы, на…!
— Спасибо, Сергей Александрович! — с чувством сказал я, направляясь к себе в кабинет.
* * *
И вот я смотрю в лицо человека, которого все эти дни мечтал посадить. Выдумывал, изыскивал способы для этого и понимал, что все они никуда не годятся. У меня не было улик, чтобы обвинить министра здравоохранения Андрейченко. А сейчас его влиятельная фигура полностью утратила свою мощь. Он был раздавлен свалившимся на него грузом, тонул под тяжестью улик. Передо мной сидел пожилой, не очень здоровый человек, который взахлеб уверял меня в своей невиновности и при этом чуть ли не плакал. Выглядел он жалко…
А я испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, я был рад, что этот человек полностью в моих руках. И я легко могу посадить его. И это было бы справедливо в морально-нравственном отношении. Но… С другой стороны, я понимал, что это будет несправедливо с точки зрения закона. Потому что в душе я ему верил. Слушал и верил.
Все свидетельские показания, все улики казались мне надуманными, сфабрикованными, причем довольно грубо и топорно. Ну в самом деле, разве стал бы убийца, пусть даже невольный, хранить у себя дома окровавленный пиджак жертвы? Это же абсурд! И лежал-то он, как следовало из материалов дела, чуть ли не на самом видном месте, словно специально туда подложенный, чтобы на него натолкнулись!
Показания свидетеля также показались мне вымыслом, и я намеренно допрашивал его лично в течение двух часов, крутя так и эдак и добиваясь, чтобы он запутался в своих показаниях, сбился и тем самым выдал себя.
Увы, мои надежды не оправдались. Свидетель бойко тарабанил одно и то же, как хорошо заученную и тщательно отрепетированную байку. Мне никак не удавалось его подловить, и я был вынужден был его отпустить. Он ушел, одарив меня напоследок победоносной улыбкой…
«Вот и все, — подумал я. — Можно уже больше ничего не делать. Не надо ехать к Варваре Рыбиной и выяснять, куда она моталась ночью. Не надо искать любовницу Скоробогатова, да и неважно теперь, была она или нет, равно как и компромат на Астахова, исчезнувший из дачного гаража… Был ли он, или Надежда Алексеевна решила таким образом свести счеты с Астаховым — неизвестно. И не имеет совершенно никакого смысла, потому что эти сведения, даже если я их получу, уже никогда никому не пригодятся! Все эти Астаховы, Тарасы Иконниковы, Светланы Ярцевы и прочие фигуранты дела больше не важны. Я потратил время впустую».
Вечером я долго размышлял о случившемся. Ведь подполковник Герасимов, каким бы тугодумом ни был, на оперативной работе не первый десяток лет. И он не мог не понимать, что все эти улики — липа чистой воды. И главное, в обвиняемых не кто-нибудь, а министр! Почему Герасимов пошел на то, чтобы обвинять этого человека? Да потому что был убежден, что все эти улики станут доказательствами, которые невозможно будет сломить! И в суде будет принят обвинительный приговор! Но кто, кто мог заставить подполковника принять такое решение?
Мне снова вспомнился важный господин в светлом пальто, приехавший в наше Управление на лимузине и имевший личную беседу с подполковником. Я не знал, о чем именно они говорили, но после этого Герасимов повелел мне отпустить Астахова, заявив, что он невиновен в смерти Скоробогатова. Я еще тогда удивился, почему он в этом так уверен. А теперь, спустя несколько дней, Герасимов, словно фокусник из рукава добывает главного злодея — Романа Валентиновича Андрейченко! Нетрудно было связать концы с концами…
Но кто же он, такой всемогущий, этот вальяжный господин? И почему его лицо показалось мне знакомым? И не только лицо, но и что-то во властной манере. Мужчина явно из чиновничьей элиты города, причем в разы круче Андрейченко. Эх, показать бы Владу его фотографию, уж он-то всех шишек в нашем городе знает — профессия обязывает! Наверняка бы узнал. Но фотографии у меня и быть не могло, а составлять фоторобот я и сам, честно говоря, не умею. И все-таки с Владом не мешало бы посоветоваться. Ведь у меня были номера его машины! А это уже информация. Вот с ней я и отправился к Владу.
