— Вадик, где наша машина?
— Сейчас, малыш. Погоди минутку, сориентируюсь в тумане. Нам и в Лондон не надо ехать, свои туманы не хуже.
Чужая машина едет просто на нас. Этот туман, как подушка, глушит звуки, от света фар мне стало страшно. Я прижимаюсь к Рыжему и знаю: спасения нет.
— Лиза, что с тобой? О, черт!
Он наконец заметил машину. Они вышли из салона, оставив дверцы открытыми. В тумане их лица не видны, и от этого мне еще страшнее. Гдe-то в сумке есть револьвер, который дал мне Стас, но это же не сумка, а черная дыра, что в ней можно найти? Я недавно приводила ее в порядок, но поди ж ты...
— Вы, двое, мигом в машину.
Я его знаю, видела. Это тот, что приладил для нас бомбу вместе с Остаповым. У него мерзкие остроносые ботинки с пряжками, жуткий китч. Значит, мы снова в списке живых? Похоже, временно.
Мы с Рыжим смотрим на них, потом переглядываемся. Их все равно больше, что делать?
— Ладно. — Рыжий что-то решил. — Пошли, Лиза.
Мы идем к машине. Не знаю, что будет дальше, но я обязательно найду револьвер в недрах своей сумки.
19
Теперь я знаю, что значит — заглянуть в бездну. Нет, мне не страшно, вернее, не так страшно, как это можно было представить. Только горько. Ведь у меня планы: я хочу завести кота, хочу поехать летом к морю, я обещала Стасу навещать его, а Старику обещала вернуться. И как они будут — без нас? Кто скажет Старику, что меня с Рыжим больше нет? Какое свинство!
Я прижимаюсь к Вадику. Жаль, приятель, что так все получилось и мы не успели до конца решить что-то с нашими отношениями. Жаль, что ты столько лет любил меня, а я этого не ценила. Прости меня, если можешь. Я была дурой, гонялась за призраками прошлого, а Старик говорил нам: не нужно оборачиваться, чтобы посмотреть на вещи, не стоящие вашего взгляда. Старик расстроится и будет ночами ходить по саду, и тяжелые мысли будут тяготить его седую голову. Трудно отцу пережить собственных детей.
— Лиза...
— Что, Вадик?
— Не бойся.
— Я не боюсь. Прости меня — за все...
— Не говори глупостей. Мы выберемся.
Не надо, Рыжий. Я отлично знаю, что из этой машины мы выйдем навстречу собственной смерти. К тому все шло. Но я все равно найду револьвер, он где-то здесь, под слоем фантиков. Вот какие-то рекламки, приглашения на распродажу чего-то, их тычут в руки всем подряд... Осколки моей жизни, которая была до этой дороги. Думаю, никакого «после» у нас не будет. Ну где же этот проклятый револьвер? Вот. В нем осталось только пять патронов. Это пять ублюдочных жизней. Попомнят же они Лизу!
Я прячу оружие за пояс сзади, и очень вовремя — машина остановилась. Можно попробовать сбежать, а смысл? Нас найдут рано или поздно. Скорее — рано. Надеюсь, обыскивать нас не будут.
— Идите вперед.
Зря ты меня толкаешь, парень. Если придется стрелять, ты станешь моей первой мишенью. Я злопамятна, и башмаки у тебя — дерьмо, особенно пряжки, потому я убью тебя первым.
Сквозь туман проступает дом — большой и хмурый, только у входа горят фонари и на втором этаже освещено несколько окон. Замок Синей Бороды — вот на что это похоже. Странное ощущение наполняет меня: я чувствую тишину, волны агрессии и зло, притаившееся в этом доме.
Дверь открывается, и мы оказываемся в просторном холле с панелями темного дерева, на которых кто-то развесил мертвые головы оленей и кабанов. Хозяин с порога объявляет, что он серийный убийца. Мило, очень мило.
— Наверх, да поживее!
— Заткни пасть, урод.
Он толкает меня в спину чем-то твердым. Нет, парень, ты меня сейчас не убьешь, иначе самому не сносить головы, а потому я с чистой совестью могу отвесить тебе оплеуху, чтобы утолить раздражение. Вот, даже от сердца отлегло.
— Ах ты сука!
— Что вы там затеяли? — раздается властный голос откуда-то сверху. — Гриб, что ты делаешь?
— Эта тварь меня ударила!
— Значит, ты болван. Поднимайтесь сюда, гости дорогие.
Что ж, двум смертям не бывать, одной не миновать. Револьвер мешает мне идти, но с ним спокойнее. Нас даже не обыскали! Кретины. Что ж, прикинемся идиотами, а там поглядим.
В большой комнате пылает камин. Зачем такой огромный? Того и гляди выпадет уголек, и тогда пойдет за дымом добро. Тут панели тоже деревянные — похоже, дубовые. Даже представить не могу, сколько все это может стоить. Стало быть, хозяин копейки не считает, и я думаю, что владелец этого дома — не кто иной, как Петр Носик.
В обычные дни я думать ленюсь, потому что мои мысли заводят меня иной раз слишком далеко, но сейчас голова работает так, словно включились аварийные мощности. Так уже было — когда мы привели в исполнение приговор двум убийцам, виновным в смерти Кука. Я словно спала, а сейчас проснулась — и действительность кажется мне особенно яркой.
— Проходите ближе к огню, на улице продрогли небось.
Он сидит в кресле, обитом медвежьей шкурой. Кресло сработано грубо, просто кое-как сбиты бревна, но красиво сбиты. Или это такой стиль, или хозяин осваивает книжку «Умелые руки». Тогда он пропустил в ней кучу страниц.
— Садитесь, поговорим.
Мы с Рыжим молча устраиваемся в других креслах. Сидеть в них на удивление удобно.
— Чего-нибудь выпьете?
Он смотрит на нас с интересом, словно приобрел какой-то раритет. Годы оказались безжалостны к нему. Лицо, когда-то красивое, стало похожим на морду хищной рептилии, кудри высыпались, большие залысины сделали очертания лба уродливыми. Глаза темные и злобные, губы хоть и улыбаются, но до глаз улыбка не доходит.
— Могу предложить напитки на любой вкус, — говорит он.
— Нет. Что вам нужно?
Он смотрит на меня удивленно — словно вдруг заговорила одна из мертвых голов, висящих на стенах. Возможно, для него это так и есть.
— Даже не спросите, кто я такой? Не возмущаетесь, что вас сюда притащили силой?
— А смысл есть?
— Нет, конечно... Что ж, так даже лучше. Люблю конкретные разговоры.
— Ну и?..
Я буду выводить тебя из равновесия, старый кретин. Я понимаю, что это все равно что дразнить кобру, но все-таки попробую. Ты всего-навсего преступник — успешный, авторитетный, но преступник, случайно избежавший тюрьмы, но ведь все, кроме смерти и прошлого, можно исправить.
Едкая ухмылка зазмеилась на его тонких губах. Он вглядывается в мое лицо, словно хочет найти ответ на какой-то вопрос, но на мне узоров нет, так что давай, старик, потанцуем!
— Ты неуважительна к старшим.
— Мой дед тоже это говорил.
— И что?
