Врач не успел даже выкурить сигарету, а Пастор уже пролистал журнал приема посетителей и выяснил, что час назад в травмпункт с ушибленной раной правой височной области обращался некий Костин Антон Павлович, тридцать шесть лет, проживает на улице Гоголя, дом пять.
– Смотри. – Пастор ткнул пальцем в журнал. – Правая височная область.
– Ну и что? – не понял Соха.
– Я левша, поэтому бил лоху слева.
– Думаешь, это он?
Вместо ответа Пастор захлопнул журнал, подошел к доктору и сунул в карман его халата пятьдесят долларов. Потом он так же молча пошел к выходу. Соха в привычном возмущении шевельнул как рыба губами и заторопился следом.
– Едем на Гоголя, дом пять, – приказал вор, усаживаясь на пассажирское сиденье. – И быстро.
Глава 6
Антон проснулся и словно опустился с небес на землю. В комнате настойчиво переливался трелью телефон. Что за черт? Костин непонимающе уставился на сервировочный столик у дивана, на себя, одетого, посмотрел в зеркало, вделанное в мебельную стенку. Телефон продолжал настойчиво петь, а Антон никак не мог прийти в себя. Воспоминания о вчерашнем событии возвращались медленно, словно протекая сквозь игольное ушко. Он мог отчитаться за каждый день из шести лет своего судейства, но день, прожитый накануне, напоминал засвеченный в проявленной фотопленке. Помогла головная боль. Едва она, не торопясь, со знанием дела, взялась за него, как память сработала на опережение.
Телефон смолк, и Антон пошел в ванную. Принимая на тело упругие струи воды, он поймал себя на том, что думает о Земцове и вчерашнем мероприятии, задуманном недоумками от полиции и так позорно закончившемся.
Антон вышел из ванной комнаты и надел спортивный костюм. После морального самоистязания ему стало гораздо легче. За шесть лет пребывания в должности федерального судьи он научился обходиться без удовольствий, доступных многим, но непозволительных с точки зрения воспитанницы Смольного института благородных девиц. Теперь Антон не мог позволить себе совершать те поступки, на которые раньше был способен просто так, ради шутки. Он даже пиво под чемпионат мира по футболу покупал с вечера, когда на улице было темно и его никто не мог увидеть с пакетом, наполненным бутылками. Нисколько не важно, что Антон Павлович в отпуске. Он – судья, черт побери.
Опять звонок. На табло АОН высветились сплошные прочерки. Звонили с таксофона. Кто это может быть?
– Слушаю.
– Я знаю, кто ты и чем зарабатываешь на жизнь. Но и тебе уже наверняка известно, чьи у тебя деньги. Возьми себе десять штук за синяк и верни оставшееся. Предлагаю не усложнять друг другу жизнь. Я перезвоню через час.
Гудки.
Что происходит?
Его целенаправленно и весьма технично грузят. О сумме речи в разговоре не шло, но Костин и без подсказки догадался, что кто-то просит его вернуть восемьсот тысяч долларов. Тут не нужно быть провидцем. «Возьми десять штук за синяк». Антон получил его в тот момент, когда Пастор с подручным пытались скрыться со своим общаком. Пастор знает, что Антон – судья. Это тоже понятно из его слов. Совершенно ясно и то, что квартира сейчас под наблюдением, если не сказать проще – в осаде. Телефонная коробка находится в подъезде, этажом выше, поэтому вполне вероятно, что и телефон под контролем.
«Они вышли на меня через травмпункт», – размышлял Антон.
Пытаясь сосредоточиться, он понимал, что ситуация совершенно дикая. Его, федерального судью, конкретно грузили на бабки, заведомо зная, чем это может впоследствии икнуться.
«Черт!.. Все ясно и понятно, кроме самого главного – почему он решил, что общак у меня?!»
Антон, словно перематывая кинопленку в замедленном режиме, пытался воспроизвести события от того момента, как Пастор с подельником выбежали из банка, до той секунды, как он получил удар и потерял способность ориентироваться. Костин хорошо запомнил, как подсел под руку мужчины, бегущего впереди, и, пользуясь центробежной силой движения его тела, ударил бандита локтем в грудь. Даже не в грудь, а скорее, под ребра. Он хорошо помнил хрюкающий звук, который издал пораженный противник. Того, как он отлетел в сторону после удара, Антон видеть не мог, потому что разворачивался ко второму вору, но грохот металла говорил о том, что тело с силой отлетело от него и ударилось о машину.
А вот дальше…
Дальше – звон, малиновые шторы, постепенно меняющие цвет до бледно-бирюзового, шум и маленькие фонарики, отрывисто мерцающие в открытых глазах. Потеря ориентации.
– Черт!..
«Я был уверен, что они уехали с сумкой! А сейчас получается, что она осталась на месте, так? Тогда почему ее не нашли люди из СОБРа, которые перепахали каждый квадратный дюйм площади от забора до банка?»
Антон пока не знал, что надо делать, но не волновался. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что ему никто не поверит, начни он объяснять ситуацию так, как есть на самом деле. Слишком велика мотивация у того, кто звонил, желая вернуть общак.
Допустим, деньги потеряны при стычке. Их нет в полиции. Такие персоны, как Пастор, вряд ли будут страдать от недостатка информации о делах внутри УВД. Он наверняка уже прозондировал тему. Резонно предположить, что сумка не умеет сама по себе летать и выбирать место для посадки. Выходит, что Пастору может прийти в голову только одно – деньги у Костина. А у кого же еще? Если бы Антон не носил эту фамилию, то он тоже сказал бы: «Деньги у Костина». Может быть, именно поэтому он и не волновался, расчесываясь в ванной. Все для него было словно написано на листе бумаги.
Антон усмехнулся и стал ходить по квартире.
«Думай, думай… Размышляй хотя бы о том, как выйти из квартиры. Все остальное придет само собой, как по накатанной колее».
Глава 7
Первыми серьезными товарно-финансовыми отношениями, в которые вступил Востриков, стали покупка однокомнатной квартиры в центре Смоленска, приобретение хорошей одежды на ярмарке в ЦУМе и посещение общественной бани за семь рублей. Помывшись, он вышел в раздевалку и лицезрел себя, чистого. Из зеркала на него смотрела медицинская спринцовка, перевернутая вверх ногами: раздутый живот, тощая грудь, маленькая, как у дрозда, голова и тупая морда сайгака.
«Ничего, – успокоил себя Востриков. – Отъедимся и форсу наберем быстро».
Идти в баню с деньгами, которые он планировал потратить на жилье, было бы по крайней мере глупо. Поэтому Востриков вернулся за ними в лесополосу. Предварительно он провел разведку – не пытается ли кто обезжирить его, такого счастливого? Ни один человек даже предположить не мог, что в яме, в которую и глядеть-то нельзя, не зажав нос, находятся восемьсот тысяч долларов. Поэтому к ней никто и не подходил. Проверившись, как Мата Хари в концертном зале, – крутанувшись пару раз около ямы, Востриков вынул из сумки тридцать тысяч зеленых и направился в агентство недвижимости «Твой дом», которое присмотрел еще утром.
