Жена моя спала. На нее, спящую, было приятно
смотреть – она свернулась клубком, как зверек, и в ее спокойном сне не было и
следа той безжизненной неподвижности, которую я замечал у спящего Карла.
Старик тоже спал спокойно, но я чувствовал,
что душе его тесно в теле. Тело словно уже не было ему впору. С годами оно
изменилось, приобрело новые формы – местами раздалось вширь, утратив прежние
линии, местами обрюзгло, под глазами появились мешки, но душой он остался молодым,
стройным, статным и крепким, как в те дни, когда близ Вами преследовал львов. И
теперь, спящий, он представлялся мне таким, каким Мама видела его всегда.
М`Кола и во сне оставался обыкновенным пожилым человеком без прошлого и без
загадок. Друпи не спал. Он сидел на корточках и высматривал наших носильщиков.
Мы увидели их издалека. Сначала над высокой
травой показались ящики, потом вереница голов, потом носильщики спустились в
лощину, и уже только кончик копья кое-где поблескивал на солнце, потом они
поднялись на взгорье, и я увидел приближавшуюся цепочку людей. Они забрали было
слишком влево, но Друпи помахал им рукой. Когда они подошли и стали разбивать
лагерь, Старик предупредил их, что шуметь нельзя; мы удобно расположились под
тентом и беседовали в ожидании обеда. После обеда пошли на охоту, но вернулись
ни с чем. Наутро отправились снова, но не встретили ни одного зверя, вечером –
тот же результат. Это были увлекательные, но бесплодные прогулки. Ветер упорно
дул с востока, а местность пересекали короткие гряды холмов, подступавшие к
самому лесу, и стоило перевалить через них, как ветер донес бы до животных наш
запах, и они были бы предупреждены об опасности. Заходившее солнце слепило
глаза, а когда оно наконец садилось за холмами на западе, все окутывала густая
непроглядная тень в тот самый час, когда носороги обычно выходят из леса: таким
образом, вся полоса к западу от лагеря бывала по вечерам потеряна для охоты, а
в других местах ничего не попадалось. Носильщики, посланные к Карлу, вернулись обратно
с мясом – они притащили разрубленные на части пыльные туши газелей и
антилоп-гну. Солнце высушило мясо, и носильщики радовались, ползали вокруг
костров и поджаривали его на прутьях. Старик недоумевал, куда запропастились
носороги. С каждым днем они попадались все реже, и мы гадали, в чем дело: то ли
в полнолуние они пасутся по ночам и возвращаются в лес до рассвета, то ли
почуяли нас, или услышали шум, или просто они так пугливы и прячутся в глубине
леса. Я строил различные догадки, а Старик критиковал их с присущим ему
остроумием, иногда выслушивая их лишь из вежливости, иногда же с интересом –
как, например, догадку насчет полнолуния.
Мы легли спать рано, ночью прошел дождь,
вернее, не дождь, а короткий ливень с гор, а наутро мы встали до рассвета, перевалили
через высокую гряду над нашим лагерем, спустились в долину реки и взобрались на
крутой противоположный берег, откуда как на ладони видны были холмы и опушка
леса. Над нашими головами пролетело несколько диких гусей, но еще не настолько
рассвело, чтобы можно было ясно видеть опушку в бинокль. В разных местах, на
вершинах трех холмов, сидели наши дозорные, и мы ждали, пока рассеется мгла и
станут видны их сигналы.
Вдруг Старик воскликнул: «Поглядите-ка на
этого шельмеца!» – и велел М`Кола подать ружья. М`Кола запрыгал по склону, а мы
увидели на другом берегу ручья, прямо против нас, носорога, бежавшего рысью.
Вот он ускорил бег и, срезая угол, повернул к воде. Он был бурый, с большим
рогом, и в его стремительных, точных движениях не было ничего тяжеловесного. Я
задрожал от волнения.
– Он перейдет ручей, – сказал
Старик. – Вот будет отличная мишень!..
М`Кола сунул мне в руки спрингфилд, и я открыл
затвор, чтобы убедиться, что винтовка заряжена пулями. Носорог уже скрылся из
виду, но путь его легко было угадать по колыханию высокой травы.
– Сколько до него, как по-вашему?
– Каких-нибудь три сотни шагов.
– Вот сейчас я этого подлеца разделаю под
орех! Пристально всматриваясь, я усилием воли подавил возбуждение, словно
закрыл какой-то клапан, чтобы прийти в то бесстрастное состояние, которое
необходимо при стрельбе.
Вот он снова появился, ступил на усеянное
галькой дно неглубокого ручья. Думая только о том, что передо мной верная
добыча, я прицелился, навел мушку чуть впереди носорога и спустил курок. Я
слышал удар пули и видел, как носорог пошатнулся. С оглушительным фырканьем он
рванулся вперед, разбрызгивая воду.
Я выстрелил еще раз и поднял небольшой
фонтанчик позади него, потом еще, когда он выходил на траву, – видимо,
опять мимо.
– Пига, – сказал М`Кола. –
Пига!
Друпи был того же мнения.
– Вы попали в него? – осведомился
Старик.
– А как же! – ответил я. – Мне
кажется, он не уйдет.
Друпи уже бежал за носорогом, а я перезарядил
винтовку и кинулся вслед за ним. Половина обитателей нашего лагеря мчалась по
холмам, крича и размахивая руками. Носорог пробежал прямо под ними и пустился
вдоль реки, туда, где лес подступал к самой долине.
Подошли Старик и Мама. Старик держал в руках
свою двустволку, а М`Кола – мой карабин.
– Друпи найдет след, – сказал
Старик. – М`Кола клянется, что вы ранили носорога.
– Пига! – подтвердил М`Кола.
– Он пыхтел, как паровик, – сказала
Мама. – А как он был великолепен, когда бежал!
– Спешил домой с молоком для своих
детишек, – сострил Старик. – Вы уверены, что не промахнулись? Он был
чертовски далеко.
– Совершенно уверен. Он ранен насмерть.
– Лучше помалкивайте об этом – вам все
равно не поверят… Глядите!
Друпи увидел капли крови.
Внизу, под нами, Друпи сорвал какую-то
травинку, затем быстро пошел по кровавому следу.
– Пига, – сказал М`Кола. –
М`узури!
– Мы пойдем поверху, оттуда будет видно,
если Друпи собьется со следа, – сказал Старик. – Поглядите-ка на
него!
Друпи сдернул с головы феску и держал ее в
руке.
– Другие предосторожности ему ни к
чему, – заметил Старик. – Мы преследуем носорога с тяжелыми
винтовками, а у Друпи в руках только его головной убор.
Друпи шел по следу носорога вместе с одним
туземцем, и вдруг оба остановились. Друпи поднял руку.
– Они услышали его, – сказал Старик. –
Скорее! Мы поспешили вниз. Друпи пошел нам навстречу и что-то сказал Старику.
