Нам и прежде случалось хорошо поохотиться, но
самой добычливой была охота на озере, и потом, в пути, мы целых три дня ели
холодных чирков, которые вкуснее всех диких уток, – мясо у них сочное и
нежное. Мы их ели с острой приправой и запивали красным вином, купленным в
Бабати, – ели, сидя у дороги в ожидании грузовиков, и потом на тенистой
веранде маленькой гостиницы в Бабати, и поздней ночью, когда грузовики наконец
прибыли и мы ужинали в доме отсутствующего друга наших друзей на высоком холме, –
ночь была холодная, мы сели за стол в теплых куртках, и так как долго ждали
грузовика, который потерпел аварию в пути, то выпили лишнее и теперь ощущали
волчий аппетит; Мама танцевала под граммофон с управляющим кофейной плантацией
и с Карлом, а я, измученный тошнотой и невыносимой головной болью, сидя со
Стариком на террасе, топил все невзгоды в виски с содовой. Было темно, и дул
сильный ветер. Скоро на столе появились дымящиеся чирки со свежими овощами.
Цесарки тоже отличное блюдо, и я даже припрятал одну в машине на вечер, но
чирки оказались еще вкуснее.
Из Бабати мы проехали через холмы и лесную
равнину до подножия горы, где приютилась небольшая деревушка и миссионерская
станция. Здесь мы разбили лагерь для охоты на куду, которые, как нам сказали, водятся
на холмах и в лесистых низинах.
Глава 7
В лагере совсем не было тени – он стоял под
деревьями, засохшими после того, как их окольцевали, чтобы избавиться от мух
цеце, а на холмах, поросших кустарником, было трудно охотиться, –
приходилось одолевать крутые подъемы. Иначе обстояло дело в лесистых низинах,
где мы разгуливали, точно по оленьему заповеднику. Но мухи цеце были повсюду:
они роились вокруг, жестоко кусали руки, затылок и шею сквозь рубаху. Я не
расставался с густой веткой, которой отгонял этих мух все пять дней; мы бродили
здесь от зари до зари, возвращаясь домой в сумерки, смертельно усталые, но
довольные прохладой и темнотой, с наступлением которой цеце прекращали свои
налеты. Мы охотились поочередно в холмах и на равнине, и Карл все больше
мрачнел, хотя ему удалось убить очень красивую чалую антилопу. С охотой на куду
у него были связаны весьма сложные личные переживания, и, как всегда,
растерявшись, он винил в своей неудаче всех и вся: проводников, холмы, низины.
Холмы его подвели, а в успех здесь он не верил.
Я с надеждой ожидал, что вот он подстрелит
куду и атмосфера разрядится, но каждый день его переживания осложняли охоту.
Карл оказался плохим спортсменом, ему не под
силу было карабкаться по крутым склонам. Щадя Карла, я старался большую часть
облав в холмах брать на себя. Но он, устав от бесполезных поисков, думал
теперь, что куду водятся именно на холмах и, оставаясь внизу, он только теряет
время.
За эти пять дней я встретил более десятка
самок куду и одного молодого самца с табунком самок. Самки, крупные, серые, с
полосатыми боками, со смехотворно маленькими головками и большими ушами, в
страхе, спасая шкуру, стремительно и бесшумно скрылись в чаще. У самца на рогах
уже появились первые завитки, но самые рога были короткие и нескладные, и когда
в сумерках он промчался недалеко от нас по краю прогалины, третий в табунке из
шести самок, он походил на настоящего самца не более, чем лосенок на большого,
матерого лося с могучей шеей, темной гривой, изумительными рогами и темно-рыжей
шерстью.
В другой раз на закате, когда мы возвращались
в лагерь долиной меж холмами, проводники указали нам двух антилоп, которые
промчались в лучах заходящего солнца по вершине холма, так что среди деревьев
лишь на мгновение мелькнули их полосатые, серые с белым, бока. Если верить
проводникам, это были самцы куду. Мы не разглядели рогов, а пока взобрались на
холм, солнце уже село, и следов на каменистой почве не осталось. Но все же мы
успели заметить, что ноги у них длиннее, чем у самок, так что, возможно, это
действительно были самцы. Мы рыскали среди каменных гряд до темноты, но ничего
не нашли, и та же участь постигла Карла, которого мы послали сюда на другой
день.
Мы часто вспугивали водяных антилоп и как-то
раз, блуждая по каменистой гряде, над глубокой лощиной, приблизились к
антилопе, которая слышала, но не учуяла нас. М`Кола схватил меня за руку, и мы
замерли на месте, разглядывая антилопу, которая стояла в каких-нибудь десяти
футах, красивая, с темным воротником вокруг мощной шеи, вся дрожа и раздувая
ноздри. М`Кола усмехался, крепко сжимая пальцами мое запястье, и мы наблюдали,
как антилопа трепещет в предчувствии опасности, грозящей неизвестно откуда.
Затем вдалеке тяжело грохнуло старинное ружье местного охотника, антилопа
подпрыгнула и, почти перескочив через нас, понеслась вверх по гряде.
На другой день мы с женой бродили по лесистой
равнине и, добравшись до ее края, где росли только небольшие кусты, услышали
низкое, гортанное ворчание. Я взглянул на М`Кола.
– Симба, – сказал он с недовольным
видом.
– Вапи? – прошептал я. – Где?
Он показал.
– Это лев, – шепнул я жене. –
Должно быть, тот самый, чей рев мы слышали утром. Ступай-ка вон под те деревья.
Львиный рев мы слышали еще до рассвета, как
только проснулись.
– Лучше я пойду с тобой.
– Ты забыла, что обещала Старику? –
сказал я. – Подожди там.
– Ну, хорошо, но, пожалуйста, будь
осторожен.
– Я буду стрелять только наверняка.
– Хорошо.
– Идем, – скомандовал я М`Кола.
Лицо у него было хмурое и серьезное.
– Вапи симба? – спросил я.
– Там, – мрачно ответил он и указал
вперед, на островки густой колючей зелени. Я сделал знак одному из проводников
вернуться назад вместе с Мамой, и мы подождали, пока они отошли шагов на
двести, к лесной опушке.
– Вперед, – скомандовал я. М`Кола
все так же серьезно, без улыбки покачал головой, но повиновался. Мы двинулись
очень медленно, вглядываясь в заросли, но ничего не могли разглядеть. Затем
рычание послышалось снова, теперь уже подальше и правее нас.
– Нет! – запротестовал М`Кола. –
Хапана, бвана!
– Иди, иди! – шепнул я и, приставив
указательный палец к шее, добавил: «Куфа», – желая этим сказать, что всажу
хищнику пулю в шею и уложу его наповал. М`Кола опять затряс головой, лицо его
было мрачно и покрылось потом.
– Хапана, – твердил он шепотом.
