Вот уже десять дней выслеживали мы крупных
антилоп-куду, а я еще ни разу не видел взрослого самца. Оставалось всего три
дня, потому что с юга, из Родезии, надвигались дожди, и, чтобы не застрять
здесь, мы должны были доехать, по крайней мере, до Хандени, прежде чем они
начнутся. Мы назначили себе крайний срок – 17 февраля. По утрам проходило не
менее часа, прежде чем хмурое, взъерошенное небо очищалось от туч, и мы ощущали
неуклонное приближение дождей так явственно, словно чья-то невидимая рука
отмечала их путь на синоптической карте.
Погоня за зверем, на которого ты давно и
страстно мечтаешь поохотиться, хороша, когда впереди много времени и каждый
вечер после состязания в хитрости и ловкости возвращаешься хоть и ни с чем, но
в приятном возбуждении, зная, что это только начало, что удача еще улыбнется
тебе и желанная цель будет достигнута. Иное дело, когда времени в обрез, и если
сейчас не убьешь куду, то, быть может, никогда не убьешь его, а то и не увидишь
ни разу. Нет, это уже не охота! Тут охотник оказывается в положении тех юношей,
которых родители посылают на два года в Париж, чтобы за это время они стали
известными писателями или художниками, в случае же неудачи они бывают вынуждены
вернуться домой и заняться тем же, чем их отцы. Настоящий охотник бродит с
ружьем, пока он жив и пока на земле не перевелись звери, так же как настоящий
художник рисует, пока он жив и на земле есть краски и холст, а настоящий
писатель пишет, пока он может писать, пока есть карандаши, бумага, чернила и
пока у него есть о чем писать, – иначе он дурак и сам это знает. Но сейчас
время года было неподходящее, да и денег у нас оставалось мало, так что
занятие, которое могло бы доставлять мне каждый день массу удовольствия
независимо от результатов, обращалось в то, что в жизни всего
неприятнее, – необходимость делать что-либо наспех, в немыслимо короткий
срок. Я встал за два часа до рассвета, помня, что у меня в запасе всего три
дня, и теперь, около полудня, подъезжая к лагерю, уже изрядно нервничал. А там
под тентом сидел Кандиский в своих тирольских штанах и оживленно болтал. Я
успел совершенно забыть о нем.
– Хэлло! Хэлло! – приветствовал он
меня. – Не было удачи? Ничего не вышло? Где же куду?
– Фыркнул разок и удрал, – ответил
я. – Добрый день, дорогая!
Жена улыбнулась. Она все время тревожилась за
меня. Она и Джексон, которого мы называли «Старик», с рассвета напряженно
прислушивались, ожидая моего выстрела. Прислушивались даже после того, как
приехал гость; прислушивались, когда писали письма, когда читали, и все время,
пока Кандиский болтал.
– И вы его не убили?
– Нет. Он больше не показывался.
Я заметил, что Старик тоже встревожен и
мрачен. Видно, гость был не из молчаливых.
– Выпейте пива, полковник, –
обратился он ко мне.
– Мы спугнули одного, – продолжал
я. – Стрелять было нельзя. Там уйма следов. Но мы ждали напрасно. Ветер
мешал. Спросите у проводников, если не верите.
– Я уже говорил полковнику
Филипсу, – вмешался Кандиский, приподняв со стула свой обтянутый кожаными
штанами зад и закидывая одну голую волосатую ногу на другую, – нельзя вам
здесь задерживаться! Поймите, надвигаются дожди. Когда они начнутся, местность
станет непроходимой на двенадцать миль вокруг. Это безумие.
– Да, он говорил это, – подтвердил
Старик. – Кстати, – это относилось к Кандискому, – называйте
меня просто мистер Филипс. Военные звания у нас в ходу вместо прозвищ. Если вы
сами полковник, не обижайтесь на нас. – Затем Старик повернулся ко
мне. – Плюньте на солонцы. Перестаньте туда ездить, и вы добудете куду в
два счета.
– Конечно, эти солонцы – одна
морока, – согласился я. – Все кажется, что вот-вот подвернется
удобный случай.
– Попытайте счастья на холмах.
– Ладно, попробую.
– В конце концов, на что вам убивать
куду? – спросил Кандиский. – Не принимайте этого так близко к сердцу.
Велика важность! За год можно настрелять штук двадцать.
– Об этом, пожалуй, лучше не заикаться в
охотничьей инспекции, – заметил Старик.
– Вы меня не поняли, – возразил
Кандиский. – Я говорю только, что это возможно. Но, разумеется, никто не
захочет сделать такое.
– Да, конечно, – согласился
Старик. – В стране куду это нетрудно: чаще всего здесь встречаются крупные
антилопы именно этой породы. Но когда они нужны, их нет.
– А я вот не признаю охоты, – сказал
Кандиский. – Почему бы вам не поинтересоваться лучше туземцами?
– Мы ими интересуемся, – заверила
его моя жена.
– Право же, они прелюбопытный народ! Вот
послушайте… – И Кандиский начал что-то ей рассказывать.
– Знаете, в чем беда? Когда я охочусь на
холмах, меня мучает мысль, что эти твари внизу, на солонце, – сказал я
Старику. – Самки сейчас в холмах, но самцы вряд ли с ними. Приходишь на
солонец вечером и видишь следы! Они были на этом треклятом месте! По-моему, они
ходят туда во всякое время дня.
– Возможно.
– Я уверен, что там попадаются все новые
самцы. Вероятно, они приходят на солонец раз в несколько дней. Некоторые,
безусловно, уже пуганые: ведь Карл убил одного. Если бы он хоть уложил его с
первого выстрела, а не гонялся за ним по всей округе! Бог мой, хоть бы раз он
уложил зверя с первого выстрела! Ну, да ничего, придут другие куду. Остается
только ждать: не могли же все они пронюхать о нас. А все-таки Карл здорово
испортил нам охоту здесь.
– Он всегда так волнуется, – заметил
Старик. – Но он славный малый. Помните, как ловко он уложил леопарда?
Лучшего выстрела и желать нельзя. Подождем, пусть антилопы успокоятся.
– Правильно. Я на него и не сержусь.
– А не засесть ли вам у солонца на весь
день?
– Ветер, черт бы его побрал, начал
кружить и разнес наш запах во все стороны. Что толку теперь там сидеть? Разве
что наступит затишье. Сегодня Абдулла захватил ведро золы.
– Да, я видел.
– Подобрались мы к солонцу, там ни
ветерка, и уже совсем рассвело – можно было стрелять. Абдулла все время
подбрасывал золу, проверял, нет ли ветра. Я велел туземцам остановиться и
вдвоем с Абдуллой двинулся вперед. Мы шли очень тихо. На мне были башмаки на
войлочной подошве, а почва там черная и рыхлая. Но все-таки мы спугнули этого
проклятущего куду уже в пятидесяти шагах.
– А уши у куду вам ни разу не удалось
разглядеть?
– Уши? Если бы мне удалось разглядеть уши
какой-нибудь из этих подлых тварей, она была бы уже освежевана.
