Вот оно что. А я-то думал, дождь только
облегчает работу следопыта.
– Когда был дождь? – спросил я.
– Этой ночью.
Гаррик опять что-то залопотал, и я снова зажал
ему рот.
– Кола.
– Да?
– Есть другой солонец, – я указал в
сторону большого лесного солонца, который, как я знал, был расположен
значительно выше, – ведь мы поднялись в гору очень немного. – Другой
хорош?
– Может быть.
М`Кола что-то тихо сказал Гаррику, который,
видимо, был глубоко обижен, но больше не открывал рта, и мы пошли, обходя лужи,
к глубокой впадине, которая, наверное, была почти затоплена. Гаррик шепотом
начал новый монолог, но М`Кола заставил его замолчать.
– Вперед, – скомандовал я, и мы во
главе с М`Кола зашагали в сторону верхнего солонца по сырому песку старого
речного русла.
Вдруг М`Кола застыл на месте, потом наклонился
и шепнул мне: «Человек». Мы увидели след.
– Шенци, – произнес он. Это означало
«местный». Мы пошли по следу, медленно пробираясь между деревьями, осторожно
подкрались к солонцу и укрылись в шалаше, М`Кола покачал головой.
– Нехорошо, – сказал он. –
Пойдем. Мы пошли на солонец. Все, что здесь произошло, можно было без труда
прочесть на сырой почве. Мы увидели следы трех крупных антилоп на пригорке –
там, где животные спускались на солонец. Рядом другие, глубокие, словно
вырезанные ножом следы – тут куду бросились бежать, когда запела тетива
лука, – и расплывчатые отпечатки копыт там, где они взбирались наверх, а
еще дальше следы вели в чащу. Мы осмотрели землю на всем пути антилоп, но
следов человека не обнаружили: охотник с луком упустил добычу.
М`Кола со злостью повторил: «Шенци!» Мы прошли
немного по следу человека, который вел обратно, к дороге. Потом засели в шалаше
и вылезли оттуда, лишь когда смерклось и стал накрапывать дождь. Антилопы так и
не пришли. Мы под дождем побрели к машине. Какой-то африканец охотился на наших
куду, спугнул их, и теперь на этот солонец нечего было рассчитывать.
Камау соорудил тент из большой брезентовой
подстилки, повесил под ним мою москитную сетку и расставил складную койку.
М`Кола внес под навес наши продукты, а Гаррик и Абдулла развели костер и вместе
с Камау и М`Кола занялись стряпней. Они собирались спать в грузовике. Моросил
дождь, и, укрывшись от него под навесом, я разделся, надел теплую пижаму,
потом, сев на койку, съел кусок жареной цесарки и выпил две кружки виски
пополам с водой.
Вошел М`Кола, серьезный, озабоченный, неуклюже
двигаясь в тесной палатке, взял мою одежду, которую я положил в изголовье
вместо подушки, развернул, снова сложил ее очень небрежно и сунул под одеяло.
Он принес три жестянки и спросил, не нужно ли открыть их.
– Нет, не надо.
– Чай? – спросил он.
– К черту чай.
– Не хочешь чаю?
– Виски лучше.
– Да, – отозвался он с
чувством. – Лучше.
– А чай будем пить утром, пораньше.
– Хорошо, бвана М`Кумба.
– Ночуй здесь, дождь на дворе. – Я
указал на брезент, за которым шумел дождь. Я люблю этот шелест дождевых капель
– из всех звуков, какие мы, часто живущие под открытым небом, слышим вокруг,
это самый приятный. Да, то был приятный шум, хотя он не предвещал нам ничего доброго.
– Хорошо.
– Ступай поешь.
– Хорошо. Не хочешь чаю?
– Я ж тебе сказал – к черту чай!
– А виски? – спросил он с надеждой.
– Виски все вышло.
– Виски, – повторил он с
непоколебимой уверенностью.
– Ладно. Ступай поешь, – сказал я и,
налив в кружку виски пополам с водой, забрался под москитную сетку, нашарил
свою одежду, снова аккуратно уложил ее в изголовье, а потом повернулся на бок
и, опираясь на локоть, медленно выпил виски, поставил кружку на землю, ощупал
под койкой спрингфилд, положил фонарь рядом с собой и скоро уснул, убаюканный
шелестом дождя. Проснулся я только на минуту, когда пришел М`Кола и стал
возиться, устраивая себе постель около меня. Второй раз я проснулся уже среди
ночи и услышал его сонное дыхание. Утром он встал и вскипятил чай, когда я еще
спал.
– Чай, – сказал он, стягивая с меня
одеяло.
– Опять этот проклятый чай, –
пробормотал я и сел на койке, еще не проснувшись окончательно.
Было серое, промозглое утро. Дождь перестал,
но над землей стлался туман, и когда мы пришли на солонец, оказалось, что он
залит водой, а вокруг – никаких следов. Тогда мы обшарили мокрый кустарник и
вышли на равнину в надежде найти след на влажной земле и по этому следу настичь
какого-нибудь куду. Но все напрасно. Мы перешли через дорогу и двинулись вдоль
кустов в обход открытого болотца. Я надеялся встретить носорога, так как нам то
и дело попадались кучи свежего носорожьего помета, но после дождя не появилось
ни единого следа. Раз мы услышали крики клещеедов и, подняв головы, увидели,
как эти птицы неуклюже летели к северу над густым кустарником. Мы описали
большой круг, но ничего не нашли, кроме свежих следов гиены и самки куду.
М`Кола указал мне на небольшой череп куду с одним великолепным витым рогом,
врезавшимся в ствол дерева. Второй рог мы отыскали в траве, и я водворил его на
место, – воткнул в отверстие на голове куду.
– Шенци, – опять сказал М`Кола и
сделал такой жест, будто натягивает лук. Череп был совершенно чистый, но в
полых рогах скопился какой-то мокрый осадок, и они прескверно пахли. Я
притворился, будто не чую этой вони, и протянул находку Гаррику, а тот, не
сморгнув глазом, передал ее Абдулле. Абдулла сморщил свой плоский нос и потряс
головой. Рога и в самом деле пахли отвратительно. М`Кола и я засмеялись, но физиономия
Гаррика хранила самое невинное выражение.
Мне пришла в голову мысль проехать по дороге,
высматривая куду и останавливаясь у каждой поляны, которая покажется нам
подозрительной. Мы, сели в машину и поехали. Однако безуспешно обшаривали мы
все прогалины. Между тем взошло солнце, и дорога оживилась, по ней то и дело
сновали путники – одни в белой одежде, другие почти голые, – и мы решили
вернуться в лагерь. По пути сделали остановку и подкрались еще к одному
солонцу. За деревьями мы увидели антилопу-палу, ее шкура казалась красной там,
где солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, освещали ее. Вокруг было
множество следов куду. Мы заровняли их и двинулись дальше.
