Но зэки не дремали. Взбудораженные, впавшие в неистовство, пока еще не отдающие отчета своим поступкам, они подперли ворота грузовиком, занимали позиции на стенах, крышах бараков. Неслись в эфир из отобранных телефонов воззвания к помощи родным, адвокатам, друзьям на воле — помогите, поддержите, янычары лютуют и беспредел творят! Просили, чтобы не замяли это дело, не создали информационный вакуум вокруг событий в колонии. Пусть весь мир знает, как обращаются с бесправными российскими заключенными!
— Братва, из шайтан-трубы шмаляют! — истошно завопил какой-то зэк, слетая со стены.
И вот уже разразилась пальба из гранатометов, омоновцы швыряли через стену дымовые, световые гранаты. Зэки, толпящиеся под воротами, затыкали глаза, уши, метались, натыкаясь друг на друга, кашляли в дыму. А на прорыв уже вставали крепко сбитые мужчины в полной амуниции, с пластиковыми забралами на шлемах, забирались по веревкам на стены, готовились подорвать ворота.
— Мочи астронавтов, братва!!! — ревели зэки с отчаянием обреченных.
И никто не видел, как из-за склада с цементом на западной стороне огороженной территории выбрались четыре фигуры в серых бушлатах, кирзовых сапогах, в натянутых на уши форменных шапках. Они по одному перебежали пустырь, украшенный застывшей бетономешалкой, ввалились в пустой деревообрабатывающий цех.
— Гы-гы, наше вам с кисточкой… — хохотнул жилистый, сравнительно молодой зэк с белесым шрамом, повторяющим изгиб скулы. — Прикольно барнаулят пацаны. А мы тут, понимаешь, тю-тю…
— Не говори гоп, Полосатый, мы еще никуда не ушли! — просипел плечистый, плотно сложенный субъект с кирпичным лицом и неласковым взором. Он поедал глазами полумрак, в котором проступало станочное оборудование, складированные доски, деревянная тара.
— Так пошли, Кот, чего мы тут зависли? — шипел сиделец со шрамом, нетерпеливо газуя. — Эти космонавты сейчас прорвутся, дождемся, что «портал» закроется…
— Не баламуть, Полосатый, — отрезал плечистый и хмуро покосился на двух других, застывших в ожидании.
Один из зэков был откровенно толстоват, что, впрочем, не сказывалось на его мобильности. Мясистый, с рыхлыми щеками, он размеренно дышал, выражая всем видом невозмутимость и сдержанность. Другой нервничал — молодой, гладкий, весь какой-то вылизанный, до неприличия лощеный, насколько это возможно в данном месте и в данной компании. Впрочем, последние несколько дней он не брился — на щеках и подбородке топорщился рыжеватый пушок, отнюдь не придающий ему мужественности.
— Килька, Тюлень, вы готовы? — проворчал зэк с погонялом Кот. — Учтите, сладкой жизни не обещаю. Будет хреново, но если кто-то из вас хоть раз вякнет…
— Да, да, Кот, я готов… — отчаянно моргая, закивал молодой. Он дрожал от волнения, гладкая физиономия лоснилась от пота.
— Кот, не тащи дохляка по асфальту… — поморщился рыхлый Тюлень. — Пошли уже…
Кот прислушался. В восточной части зоны гремело настоящее сражение. Отрывисто гавкали автоматы, бурлила и гомонила человеческая масса. Трещали ворота, прогремели несколько взрывов. Пора. Делать в цехе, в общем-то, было нечего. Цепочка беглецов обогнула стационарный распилочный станок и втянулась в коридор с помещением для охраны. В этот час здесь никого не было, все служивые разбежались — событие уникальное, в этих стенах постоянно толкутся и отдыхают работники охраны. Все шло по плану. Узкая дверь в глубине помещения между топчанами, тесный коридор, лестница вниз, царство котлов, канализационных труб, пронзительный запах сырости и цемента. Ремонт канализации еще не завершили, прервали неделю назад в связи с недостатком финансирования, и старый коллектор временно заморозили. А для нужд цеха использовался резервный, менее мощный по пропускной способности. Два удара ломом, и разрушилась кирпичная кладка, взору возбужденных зэков предстала обросшая плесенью труба диаметром не меньше полуметра. Вот она, пахучая тропинка к свободе, не обманули «вольные каменщики», ковырявшиеся в подвале…
— Куда поперед батьки? — ухмыльнулся Кот, хватая за шиворот разогнавшегося Полосатого. Он оттащил его, разочарованно пыхтящего, полез первым. — Килька — за мной, потом Тюлень. А ты, Полосатый, будешь в заднице, на шухере, и не трындеть!
Они ползли по зловонной трубе, надрывно дышали, изнывали от нетерпения. Темнота царила кромешная, воздуха практически не было.
— Кот, долго еще? — сипел Тюлень, испытывающий вполне понятные неудобства. Дыхание срывалось, сиплый кашель рвался из груди.
— Заткнись, Тюлень… — хрипел ползущий в авангарде Кот. — Сколько надо, столько и будешь, сука, ползти…
— Тюлень, че за ноги хватаешь? — возмущался тоненьким голоском Килька. — Я на буксире тебя тащить должен?
— Э, в натуре, чо за хрень? — вдруг возмутился замыкающий процессию Полосатый. — Слышь, братва, за мной, кажется, кто-то увязался. Вроде за ноги хватают…
— С дуба рухнул, Полосатый? — заржал Тюлень. — Рановато еще для глюков.
— Да не, в натуре, братаны… — Полосатый норовил изогнуться. — Ползет какой-то фуфел, в задницу дышит. Щас я его пяткой… Вот сука, увернулся… Слышь, Кот, я не шизую… — Полосатый уже всерьез нервничал. — Тут реально кто-то есть! Дышит, зараза, помалкивает…
— Да кто там может быть? — забеспокоился Кот и невольно пополз быстрее. — Кабы вертухаи, чего бы они там молчали и пыхтели?
— А я знаю, Кот, что это за кекс? Подпись неразборчива, млин… Слушай, мне тут реально как-то шухерно, давайте по-пырому…
Волнение замыкающего передалось всей компании. Отдувался Тюлень, двигая коленями, заохал разогнавшийся Килька, которому «бригадир» засадил пяткой в лоб. Впереди уже мерцала вертикальная шахта, выложенная кирпичами, что-то вроде трубосборника, куда сходились трубы разного диаметра. Тоннель в этом месте был разобран, и компания могла передохнуть, отдышаться. Кот выбрался в шахту первым, зафиксировав в дальней стене продолжение нужной трубы, а над головой, метрах в восьми, стальную решетку, выломать которую смог бы только бульдозер. Виднелось пасмурное сентябрьское небо, зону оглашали отдаленные крики, грохот — еще не стихли разборки. В колодце сохранялась незначительная видимость, нужды в фонаре не было. Кот привалился к стене, закрыв спиной трубу, сунул руку под бушлат, нащупав рукоятку ножа. Вывалился Килька, скорчился под стальной скобой, со страхом уставился на кряхтящего Тюленя, который выбирался с такой натугой, словно был поршнем в гидравлическом цилиндре. Четвертым вылупился психованный Полосатый, скакнул к стене, выхватил заточку из сапога.
И тут появился пятый — темная лошадка, не предусмотренная сценарием. В таком же бушлате, в стоптанных кирзовых сапогах, он выполз из трубы и привалился к ней, не делая агрессивных движений. Ладно сбитый, не рослый, но и не шпендик. Щетина отливала свинцом, глаза лучились изумрудным блеском. Он молчал, исподлобья разглядывая остолбеневшую компанию. Полосатый что-то прорычал, метнулся, занося заточку, но тот не шевелился, словно не чувствовал нависшей опасности. Полосатый растерялся, решил повременить с ударом, что-то фыркнул, отполз к стене.
