— Яйца обратно в курицу запихивал? — процедил Кот.
— Вроде того, — ощерился Полосатый. — Мы на эту кухню еще зайдем…
Они лежали на сеновале в пахучей соломе, наблюдая за домом. Хлопнула дверь, вышла полная молодуха в цветастом сарафане, сапогах и наброшенной сверху фуфайке. Маленькие глазки, курносый нос — королевой красоты в этой местности барышня определенно не являлась. К тому же она немного прихрамывала. Она спустилась с крыльца с ведрами помойной воды — подрагивали толстые бедра под обтягивающим сарафаном. Полосатый с шумом втянул воздух, напрягся, алчно загорелись глаза.
— Какая шмара, е-мое… — он сделал такое глупое лицо, словно узрел всех девственниц мусульманского рая. — Секите, чуваки, в натуре, бикса широкого профиля…
Подозрительно занервничал Кот, и у этого типа в желудке что-то забурлило, но явно не от голода. «Партнеры» напряглись. А пышная молодка добралась до отхожей ямы на краю двора, избавила ведра от содержимого и возвращалась обратно. Поднялась на крыльцо, виляя монументальными бедрами, ногой открыла дверь и исчезла в чреве дома. Поднял голову и сладко зевнул лохматый щенок, прикованный к будке.
— Вот это да… — завороженно протянул Полосатый. У него от вожделения челюсть ходила ходуном. Он покосился на пыхтящего Кота. — Чё, Кот, и тебя эта милашка приятно удивила своими булками? Кинем деваху на бригаду? Блин, да я уже лет восемь, почитай, толком бабу не видел…
Кот колебался. Оно и понятно — хочется ласки, но не хочется огласки. Но и его пронзило семяизвержение в мозг, он хищно оскалился, стукнул стершимися зубами.
— Будешь, Плата? — пихнул Полосатый Вадима в плечо. — Или тебе, как и Тюленю, жирного нельзя? — и пошленько захихикал. — А чо, в натуре, раскинем партейку на троих, это так отвратительно, давайте наслаждаться…
— Кот, ты башку теряешь, — заметил Вадим. — Ну, развлечешься, а последствия?
— Не трусь, Плата, — сглотнул Кот. — Здесь же никого, только эти аборигены, мать их, у них ведь даже телефонов нет. Ладно, посмотрим, — скрипнул он зубами. — Провизию соберем, а там будет видно, что с этой шалавой делать…
— Ну, чо бузу тереть? — ныл Полосатый. — Кот, не буксуй, я уже тухну, не могу. Ладно, я пошел. — Полосатый подпрыгнул и, согнувшись в три погибели, засеменил к избушке — вкушать незатейливые радости жизни.
— Вот же неудержимый, мать его за ногу… — ругнулся Кот. — Ладно, Плата, пошли, только шепотом. И не лезь не в свое дело, понял?
Топая сапогами, под заливистый лай молодой дворняги зэки ворвались в дом. Словно гром среди ясного неба для всех проживающих. Дородная молодуха, ставшая вблизи совсем некрасивой, испуганно попятилась. Она мешала что-то поварешкой в кастрюле, стоящей на печи. По кухоньке плавал аппетитный запах наваристых щей. Она задела коротконогую скамейку, опрокинула ее, сама чуть не упала. Дикари, ворвавшиеся в дом, представляли ужасное зрелище — чумазые, оборванные, с горящими глазами, со страшными автоматами в руках. Она испуганно вскричала, зажала рот ладошкой. А Полосатый, похабно скалясь, уже шагал вперед.
— Приветствую, красавица! Гостям всегда рады, нет?
— Подождите… — попятилась девушка в угол, забитый оцинкованными ведрами, скомканными картофельными мешками. — Подождите, вы кто, сюда нельзя… — она споткнулась о неровность между половицами, села, задрался сарафан, обнажив прыщавое бедро. Зрелище повергло Полосатого в новый приступ безудержного веселья.
— Вот там и сиди, дорогая, — погрозил он пальцем и двинулся к печи. Сбросил крышку с кастрюли, зачерпнул поварешкой густую массу с капустой и картошкой, подул и загрузил в свою бездонную пасть.
— Ну, ты точно кашалот, — сдержанно прокомментировал Кот.
— А чо, в натуре, всесторонний одобрямс, — засмеялся зэк. — Вкуснотища, братва! Восемь лет ничего похожего не едал! Эй, красавица, ты тут одна живешь?
Послышалось постукивание, отогнулась застиранная шторка, и на кухне объявился одноногий дед на примитивном протезе в стареньком пиджаке, наполовину лысый, наполовину седой. Куцая бородка тряслась от страха, подрагивал глаз, обведенный сеточкой морщин, а второй был незрячий — поблескивал мутноватым стеклом. У старика дрожали руки.
— Вы кто такие, черт вас побери? — выводил он дряблым голосом. — Кто вас звал, уходите отсюда.
— Привет, папаша! — воскликнул Полосатый. — Да ты, в натуре, пират! Попугая на плече не хватает… — Он подвалил к старику, взялся за пуговицу на пиджаке. — А чо, вполне еще приличный клифт у тебя, папаша, по ходу, мой размер… Кот, мы же не пойдем в своей рванине, нет? — покосился он на старшего товарища. — По-любому новая одежонка нужна?
— Вон отсюда, уркаганы поганые! — визгливо выкрикнул старик, и зрячий глаз налился кровью.
— Во как, — изумился Полосатый. — А крюк под ложечку осилишь, папаша? — сжатые костяшки вонзились в живот, и старик согнулся пополам, натужился, стеклянный глаз чуть не выпал. Вадиму стало дурно, он шагнул, чтобы что-то предпринять, и наткнулся, словно на барьер, на тяжелый взгляд Кота.
— Убью, скотина! — прохрипел старик, разгибая спину. Он собрался схватить обидчика за ворот, но Кот, обретавшийся сбоку, повел локтем, и старика отнесло к дверному проему. Он ударился затылком об косяк, завопил от кошмарной боли, сполз. Оторвался от культяпки костыль, запрыгал по полу. Завизжала женщина.
— Папа!!! Не трогайте отца, сволочи! — а старик уже полз, подтягиваясь на руках, в свою каморку за шторкой, стонал, давился кровью.
— Шикарно, Кот! — восторженно вскричал Полосатый. — А то, в натуре, непонятно, что мы тут метаем, икру или гранату. Будешь первым, или я ее испытаю, если позволишь? Ну, что, крошка, начнем заново? — склонился он над умирающей от страха молодухой. — Привет, красотка, ты в отношениях? Хочешь познакомиться с моей «царь-пушкой»? — и залился меленьким смехом. Упал на колени, принялся задирать ей сарафан, одновременно расстегивая себе штаны. Криво усмехнулся Кот. Забилась девица в жилистых лапах, извернулась, чуть не хлестнула Полосатого по физиономии. Тот перехватил ее руку, с силой вывернул ее, девчонка изогнулась спиралью.
— Серьезная заявочка, серьезная… — похотливо урчал зэк, воюя с застежкой на штанах. — Давай, крошка, дрожи, обожаю, когда вы такие подвижные… Ты не бойся, тебе понравится, Полосатый — тот еще шмарогон…
— Ну, все, отстань от нее! — прорычал Вадим и шагнул вперед, чтобы схватить зэка за шиворот.
Он готов был многое стерпеть, сам недалеко ушел от этой публики, но оставались еще какие-то запреты. Вадим не ожидал от Полосатого такого проворства — зэк возмущенно что-то проговорил, прыгнул на руки и стремительно выбросил назад пятку. Она ударила Вадима по животу — не сказать что больно, но сильно, — его отнесло к печке, он чуть не вылил на себя кипящую кастрюлю со щами. Покатился, спасаясь, когда она запрыгала за ним по полу, расплескивая бурлящее варево. А Полосатый вскочил со спущенными штанами, развернулся в прыжке, выхватив заточку из сапога.
