— Да уж, тебе дико повезло. На ловца, как говорится. Позволишь слово молвить?
— Валяй. Я обещала, что дам тебе выговориться.
— Ты так добра… — съязвил Платов.
Говорить было трудно, но он справлялся. Он повествовал о том, что на самом деле случилось в Караголе, о свадьбе, о своей Наде, о том, как любил ее и продолжает это делать по сегодняшний день. Она стоит перед глазами постоянно, и никто другой ему не нужен. О гибели своих родителей, о том, как скончалась в больнице, не приходя в сознание, мама Нади Алевтина Валентиновна, а отец на всю жизнь остался инвалидом. О гибели друзей — о том, как в той же больнице умер в мучениях Максим Горелов — лучше бы он не приходил в сознание в день своей смерти… О том, что натворили зэки — Лютый, Череп, Кирпич и Вшивый. Об убитых конвоирах, о расстрелянной свадьбе, о погибших туристах на Кащеевке, о том, как эти четверо обманули всех и растворились на просторах необъятной страны. О том, что бежал он с зоны не потому, что почувствовал угрозу своей жизни, а из простого человеческого желания — мстить. Он не против умереть, давно пора, жизнь пуста, но не сейчас, он должен раздать парочку долгов…
— Я сейчас расплачусь, — сказала Кира. — Бедный ты, несчастный. Давишь на жалость, или чем ты сейчас занимаешься? Мне очень жаль твою невесту, твоих родителей, всех остальных погибших, раненых и тех, у кого оказалась сломанной жизнь. Но тебя ведь никто не заставлял нажимать на курок, плодя количество трупов и душевных ран?
— Я действовал в состоянии аффекта, против этого не возражал даже судья. И ты полная дура, если этого не понимаешь…
Ему снова удалось вывести ее из себя. Она сорвалась с места, взвыли и подпрыгнули старые доски, взметнулась к потолку цементная пыль. Откуда столько силы в анемичных конечностях? Она едва не отдавила Вадиму ухо, нагнулась, схватившись за края поддона, и он почувствовал, как переворачивается вместе с этой клятой деревянной штуковиной, она огрела его по затылку, а в следующее мгновение он уже давился грязью и пылью. Но этого мегере оказалось мало, она наступила на поддон, придавила его всем весом, и если бы Вадим не вывернул голову, он забил бы этой гадостью весь рот.
— Не нравится, дорогой? — ядовито осведомилась Кира. — Это тебе не крем со взбивалки слизывать.
Он кашлял, чертыхался, а она еще немного потопталась, хорошенько помассировав спину и копчик, потом опять схватилась за поддон и перевернула обратно прилипшего к нему страдальца. Засмеялась, обнаружив сплющенную физиономию, покрытую жирным слоем грязи.
— Осталось помочиться на меня… — прохрипел Вадим. — Дарю идею, прими на вооружение…
— Я подумаю, — оскалилась Кира. — Еще имеешь что-нибудь сказать?
— О, да… Я так много должен тебе сказать. Мне кажется, ты чувствуешь свою неправоту, тебя это бесит, оттого ты так и распоясалась. Хочешь открою секрет? Ты можешь меня убить, хорошо, я согласен потерпеть и с пониманием отнесусь к твоему решению. Но что-то мне подсказывает, что после этого тебе не станет легче. К твоим кошмарам добавится еще один — я не поленюсь, буду являться тебе каждую божью ночь. А все потому, что истинные виновники наших с тобой бед останутся в целости и сохранности, будут жить, радоваться и, не дай бог, плодиться. Они уже десять лет после побега с зоны живут и радуются… Послушай еще пару минут, потерпишь? Спасибо… Ты не поверишь, но на зоне, особенно если долго там сидишь, можно получить практически любую информацию о событиях на воле. Что-то вроде теории пресловутых «пяти рукопожатий». Этот знал иного, иной разговаривал с третьим — и так далее. И весточки на зону летят с такой же регулярность и быстротой, как электронные письма. Менты не в курсе, а бывалый сиделец все знает и может использовать полученную информацию. Не буду распространяться, как я ее добыл, но вот тебе достоверные факты. Четверо зэков с погонялами Лютый, Череп, Вошь и Кирпич убили при побеге не меньше двадцати человек и благополучно смылись от правоохранительных органов. К счастью, они не улетели на Марс и не записались в Иностранный легион. Они не стали бухать, вести разгульный образ жизни и возвращаться к старому — поскольку имели умного главаря и сами могли шевелить извилинами. Блатная жизнь осталась в прошлом. Они по-тихому отсиделись на дне, в меру возможностей сменили внешность, справили новые документы, биографии и прекрасным образом, используя старые связи, влились в общественную жизнь современной России. Сейчас в них никто не узнает тех четверых отмороженных в фуфайках, бегущих по трупам через тайгу. Тех, кто был в курсе, они устранили, остальные благоразумно помалкивают, поскольку и сами не ангелы с крылышками… Собственно, этим и был обусловлен мой побег. Я должен наказать этих людей. Я их наказывал все десять лет — в мыслях, во сне, в самых извращенных фантазиях. Осталось это сделать в реальности. Их настоящие фамилии сейчас никого не интересуют. Они сами про них забыли, они теперь другие. Но по-прежнему все четверо держатся вместе, им не жить друг без друга, обретаются в одном городе, он называется Н-ск — так совпало, что это город, который ты считаешь родным, и это что-то вроде знака…
— Короче, дорогой, — зевнула Кира. — Я сейчас усну.
— Им всем от сорока до пятидесяти… Лютый — это некто Мамонтов, авторитетный, убедительный коммерсант, имеющий связи с депутатами Законодательного собрания. Он нехило поднялся, у мужика железная хватка. Связи с криминалом тоже налицо, но это не афишируется. Коммерсант владеет ресторанами, парочкой типографий, у него свой собственный банк на проспекте Дзержинского, хотя формально он не входит в совет директоров. Через этот банк проворачиваются серьезные дела… Кирпич — погоняло производное от фамилии, но это неважно. Нынче раздобревший господин — не кто иной, как депутат городского совета от правящей партии. Такая вот ирония — хочешь, верь, хочешь, нет. Фамилия — Андроник. Никто за него не голосовал, он просто продвинулся по списку, заняв место выбывшего по смерти депутата, а смерть, между нами говоря, была занятная… Третий фигурант, кликуха Череп — на башке у него в принципе не росли волосы, хотя, возможно, уже нарастил… Новая фамилия — Кончев. Руководит охранным агентством, одна из функций которого — прикрытие деятельности упомянутых господ. Агентство называется «Буран», надеюсь, это не та фирма, в которой ты работаешь… — Вадим помолчал. Судя по размеренному сопению из «мертвой зоны», это была другая фирма. — В семье не без урода, я имею в виду четвертого, Вшивого. Некто Ушинский — не дурак бухнуть, ширануться, но обладает неплохими организаторскими способностями, реализуя их в нелегкой профессии сутенера. Имеет что-то на корешей, если от него до сих пор не избавились. И девочек кто-то им должен поставлять… В общем, ушлый изворотливый тип, имеющий лапу в полиции и способный доставить неприятности.
Он замолчал, начал вслушиваться в сопящую тишину.
— Похоже, я подкинул тебе пищу для размышлений? — предположил Вадим, выплевывая изо рта остатки грязи. — Молчишь, дорогая? Нервные клетки восстановились и задумались?
— Не понимаю, дорогой, зачем ты мне все это рассказываешь, — спокойным голосом вымолвила Кира. И сердце у Вадима тревожно дрогнуло — неужели напрасно он тут растекался по древу? — Впрочем, спасибо за информацию, я подумаю, как смогу ее использовать. Мне очень жаль, но в наших отношениях после твоих слов ничего не меняется. Ты умрешь в течение получаса — крайне неприятной и мучительной смертью. Возможно, ты разжалобил меня, озадачил, но ты по-прежнему остаешься человеком, застрелившим по доброй воле рядового Писемского. Тебя ведь никто не заставлял нажимать за курок? Так что извини, у каждого своя правда и своя драма. Лично мне моя драма представляется существеннее — поскольку она МОЯ. Помолчи-ка минуточку, дорогой… — Кира насторожилась, повернула голову к проему. Явственно различался звук работающего мотора. Где-то неподалеку проезжала машина. Она встревоженно приподнялась, стиснула рукоятку «стечкина». — Странно, дорогой, кто-то едет по дороге — хотя колея на ней выглядела так, словно последний раз по ней проезжал Ермак, покоряя Сибирь… Я отлучусь на минутку, не возражаешь? Обещаешь, что не будешь без меня скучать?
