— А это кто, Рудольф Валентинович? — Бурмистров подошел к стенду и ткнул в отдельно висящий снимок. С фото, сделанного много лет назад, смотрел молодой человек с короткой стрижкой и правильными чертами лица. У него был хмурый взгляд, словно фотограф, решивший его запечатлеть, чем-то парню насолил.
— А, этот… — задумчиво проворчал Волынский. — Там подписано — Островский Андрей Дмитриевич. Ну, да, ты же новый человек в нашей обойме, не в курсе всех страстей. Долго ты у нас трудишься, Павел Николаевич?
— Больше года, Рудольф Валентинович. Перевели из Канска…
— Помню. Ты же у нас любитель резать правду-матку в глаза, — майор криво ухмыльнулся. — Эта история быльем поросла, в 2004-м приключилась. Островский — местный житель, у него мать до сих пор тут живет. Вроде нормальный был парень, в армии отслужил, вернулся в Выжинск, работал в лесничестве. Потом случилась эта мерзкая история в Катумском урочище… Молва худая об этой местности ходит — дескать, аномальная зона, чертовщина всякая творится, ведьмины круги, лешие, кикиморы, вся фигня… Ничего там такого, разумеется, нет, просто местечко мрачноватое, энергетикой напичканное — такие территории в тайге не редкость. В общем, приехали четверо чудиков из Красноярска — типа уфологов или что-то в этом духе. Бездельники, короче говоря, любители погоняться за сенсацией, высосанной из пальца. Решили туда сходить со своими приборами. А место глухое, без знающих людей там делать нечего. Ну, и сагитировали двоих местных — Артема Губаря и Лариску Луговец, они прекрасно эти места знали. Ушла вся банда и не вернулась. А когда пропала, народ давай волноваться, сформировали спасательную команду. Дошли практически до Катума, там Белянча на переломе протекает. Ну, и наткнулись у реки на шесть трупов. Тела раскиданы: кто на берегу лежит, кто в лесу, а одного и вовсе из воды вытаскивали — за подводную корягу зацепился. Умертвили страшно, словно и не человек это делал, а зверь какой. У одного шея скручена, другому грудь разбили, у кого-то сучок в горле застрял… Опера работали как проклятые. Версий было не счесть — от бытовых до самых накрученных. И мистику приплетали: мол, нечисть из урочища вышла и погубила всю компанию, чтобы не пускать ее в свои владения. И заброшенный военный объект на другом берегу Белянчи вспомнили, мол, с ним это может быть связано. А чего там связано — все разрушено и быльем поросло, только стены остались. И то, что сами повздорили и друг дружку поубивали. И что зэки беглые объявились и шлепнули всю камарилью. И шпионом один из них оказался — мочканул дружков, чтобы не сдали, да и самому не подфартило… Масса версий и гипотез, а победила элементарная: вот этот самый лесник прикончил их в порыве бешенства. Лариска Луговец была его девушкой, а перед тем, как уйти в поход, послала Островского к черту. — Майор усмехнулся: — Осерчал тогда хлопец и решил: мол, не доставайся же ты никому. Напал на лагерь, когда народ у костра сидел, — хотел одну Лариску, да что-то не срослось. Люди кинулись врассыпную, так он за каждым бегал и умертвлял, сила у парня немереная. А когда все сделал, начал следы заметать — он же лесник, прекрасно знает, как это делать. Вот и навел тень на плетень: мол, не было в тот день на Белянче посторонних, а гибель шестерых — промысел нечистой силы. Но он недолго запутывал следствие. Прибрали по совокупности улик, впаяли пожизненное…
— Да, я что-то слышал, — кивнул Бурмистров. — Старая страшная история. Подожди, Рудольф Валентинович, — замглавы районной администрации нахмурился, — если он висит у тебя на этой стене…
— Все правильно, — вздохнул Волынский, — сбежал, гаденыш. Три месяца назад. Так и не нашли…
— С пожизненного? — не поверил Бурмистров. — Да ладно, Валентинович, заливаешь! Не сбегают люди из таких зон.
— Из зон — не сбегают, — поморщился Волынский. — А он и не с зоны лапти сплел. Череда обстоятельств, понимаешь? В Амурском крае его «белый лебедь» находился. В начале лета там было страшное наводнение — неделю шли дожди, поднялись реки, впадающие в Амур, и зоне угрожало полное затопление. Приняли решение этапировать контингент в соседнюю колонию в качестве временной меры. Так Островский и еще четверо бежали из «столыпина», на полном ходу. «Уйти в пол» у них называется. Вырезается отверстие в днище, и зэки туда падают. Вероятно, дыра уже имелась, кто-то продал им эту услугу. За миллион денег или за пачку чая — теперь не разберешь. А десантироваться на ходу — просто песня. У них вариантов не было, поезд шел без остановок. Нырнешь в шпальную решетку — хорошо, промахнешься — размажет по рельсам. Двоих размазало, двоих потом в степи отловили. А Островского не нашли… Возможно, погиб, просто тело не выявили. Но парень ловкий, велика вероятность, что выжил. В первых числах июня пришла информация о побеге, дескать, бдите, может возникнуть в родных местах. Бдели — не возник. Следили за матерью: ведь, повстречай она сына, ее бы поведение изменилось. Но нет, ничего подобного, так и влачит сама с собой, даже не знает, что сынуля в бегах. Вроде нечего ему тут делать. Люди против него настроены, перспектив никаких. По логике вещей, он должен чесать на другой конец страны.
— Подожди, Рудольф… — Бурмистров сглотнул и пристально воззрился на молодого человека под клеймом «особо опасен». — Знаешь, майор, — сказал он дрогнувшим голосом, — я, конечно, могу ошибаться, но между тем бродягой и этим парнем что-то есть. Учитывая то, что любовались мы им всего секунду…
— Да ладно, с чего бы? — нахмурился Волынский и тоже задумался.
— Дорогая, посмотри, — сказал Бурмистров.
Подошла супруга, пристально уставилась на фото.
— Я даже не знаю, Пашенька. Хотя… — Она задумалась.
— Эй, уважаемые, не пугайте меня, — с беспокойством заерзал Волынский. — Только этого геморроя нам не хватало…
— Ты же говоришь, что он лесник, — пробормотал Бурмистров, — знает эти леса как свои пять пальцев. Может так запрятать своих жертв, что армия спасателей не найдет. Не думаю, что за восемь лет в тайге что-то изменилось. Хотя кто его знает, — он пожал плечами. — Может, и не он. Слишком быстро все произошло. Зачем бывшему леснику похищать малолеток? За восемь лет на зоне превратился в педофила? Бессмыслица какая-то…
Но семена беспокойства Павел Николаевич посеял. Супруга разволновалась и уже не казалась такой привлекательной, как раньше. Майор Волынский безуспешно справлялся с бледностью.
— Чем дальше в лес, тем веселее, короче говоря, — Надежда Ильинична зябко повела плечами. — Теперь домой ехать страшно, вдруг этот тип где-то поджидает…
— Это чересчур, Надежда Ильинична, — вымученно засмеялся Волынский. — Поезжайте домой и ничего не бойтесь. Если хотите… — он помялся, — могу вам выделить почетное сопровождение, хотя это, конечно, нонсенс.
— Уймись, Рудольф, — раздраженно поморщился Бурмистров. — Наденька преувеличивает. Отпускаешь нас? Или у следствия еще не иссякли вопросы?
— Поезжайте, — майор осклабился, — вы люди приличные, не будем вас сегодня закрывать. Серьезно! — Он отстранился, обозрел смущенных супругов: — Отлично смотритесь. Молодые еще, привлекательные. Вы даже чем-то похожи, если присмотреться…
