К северо-востоку от Егорьевского заповедника, за колоритным черничным бором, в советские времена располагался закрытый военный объект. Доступ посторонним строго пресекался. Объект опутывали сетки с сигнализацией и ворохи колючей проволоки. Внутри запретной зоны под маскировочными сетями возвышались приземистые строения из кирпича и бетона, рукотворные холмы с замаскированными воротами. Рядом находился жилой городок — несколько трехэтажек, воинская часть для охраны объекта. Солдаты патрулировали территорию днем и ночью. Объект венчали часовые вышки, замаскированные под геофизические. От закрытой зоны к Транссибу убегала ветка-одноколейка, также тщательно охраняемая. Объект принадлежал 12-му управлению Министерства обороны СССР — разработка, производство и доставка «потребителям» ядерных боеприпасов. Но вскрылась эта тайна лишь после 91-го года, когда объект ликвидировали, часть расформировали, а ценных сотрудников и оборудование вывезли в Иркутск. Секретные цеха и мастерские взорвали и завалили, остальное просто бросили. Грабить здесь было нечего — военные вывезли все. Объект зарастал бурьяном, осыпались стены и крыши. В настоящее время он никого не волновал — даже в качестве имперского артефакта.
Целых три года после дембеля Андрей Островский работал лесником в Егорьевском заповеднике, выучил каждую тропку, чуть не за руку здоровался со зверями заказника и духами Катума… Он вертелся, не мог уснуть, призраки прошлого вставали перед глазами, воскрешалась былая жизнь. Нормальный парень, видный, — не сказать, что душа компании, но обаятельный и начитанный. Занимался спортом — лыжами, боксом. Планов на жизнь не строил, по большим городам не скучал. Решил пойти по стопам отца — «лесовиком». После школы отработал год в лесничестве, потом пришлось идти в армию. Имелось предложение — отдать долг Родине наличными, но отказался. С местом службы откровенно не подфартило. Отбарабанил два года в комендантском взводе под уральской Верх-Пышмой, охранял гауптвахту, конвоировал осужденных в дисбат, ловил дезертиров. Солдат комендантского взвода презрительно называли «гансами», их боялись, обходили стороной — за чрезмерную жестокость и щенячью преданность начальству. Андрей не выслуживался, держался особняком, и не было ни разу, чтобы дал себя в обиду. Читал в свободное время, пропадал на спортплощадке. Вернулся все таким же — не оскотинился, не раздавил армейский молох. Мать цвела, в управе заказника встретили с распростертыми объятиями. И снова флэшбэки в относительной хронологии. Рвет и мечет откормленный депутат какого-то райсовета, подстреливший косулю с детенышем, — мало того, что Островский отобрал у него «орудие незаконного промысла», так еще и подбил оба глаза… В десятом классе повстречал любовь — Ларису Луговец, гибкую, как тальник, с умными глазками. Но что-то треснуло в отношениях — и вот она едет поступать на журналиста в краевой центр, где, по достоверной информации, выходит замуж. А Островский у себя в райцентре кусает локти и лезет на потолок. Все позади, заживают раны, проходят два года после дембеля. Появляется новая девушка — Ульяна Зотова, дочка директора ДРСУ, с которой он уже подумывает обвенчаться. И вдруг чудесное явление! Возвращается с дипломом и глубокой моральной травмой Лариса… Он чуть не обомлел, когда ее увидел. Печаль в глазах, библейская усталость, а в остальном его любовь ничуть не изменилась! Разочаровалась в больших городах, потеряла ребенка — умер от инфекции на втором месяце жизни. И снова все заново: любовь, свидания… Впечатляющая ночь под открытым небом. Она смеется: «Вот ты и исполнил чужой супружеский долг… Не паникуй, Андрюша, я замужем только формально, жду, когда это чудо гороховое соизволит подписать развод…» Ульяна переживала, обозлилась, замкнулась. Ему было очень жаль, но что поделать… Он был в шаге от счастья. Но снова что-то надломилось: Лариса мрачнела, становилась замкнутой. И должность редактора в паршивой районной газетенке ее не очень вдохновляла. А потом оживилась, узнав, что в район едет группа «специалистов» по паранормальным явлениям. Не первые и не последние — многие тут высаживались, но эти люди, имеющие отношение к КГТУ, были Ларисе знакомы. Во всяком случае, Алексей Мендель, старший группы — нескладный, добродушный, бородатый тип, числящийся аспирантом на какой-то кафедре. Ларисе и Артему Губарю — работнику той же газеты — предложили составить им компанию, оба с радостью согласились. Не сказать, что в урочище она была своей, но ходила туда с Андреем, и местные духи не возражали. Островский не мог примкнуть к компании — работал, для порядка поворчал, но отпустил свою любимую. Кто же знал, чем все закончится…
Переполох стоял на всю округу! Палаточный городок был разбит на левом берегу Белянчи, рядом урочище, потухшее кострище, разбросанные по округе тела, умерщвленные жестоким образом. Похоже, вся компания сидела вечером у костра, потом возникло НЕЧТО, и люди в панике бросились врассыпную… Работала милиция, колдовали следователи. Островский, получивший жуткую весть, примчался на моторке из заказника. Ползал, потрясенный, от тела к телу, игнорируя вопли оперативников, рыдал над своей Ларисой, скончавшейся от удара головой о камень… Три дня он прожил в прострации, не в силах справиться с горем. А опера недоуменно чесали затылки. Ни мотива преступления, ни конкретных следов злоумышленников. Следы, вернее, были, но какие-то странные, вроде и не человеческие — невнятные вмятины в земле. Да еще и тянулись в разные стороны, путались кругами и зигзагами, обрывались, словно злоумышленники намеренно затаптывали место преступления. Отсюда и пошли невероятные гипотезы — о мистических существах, о злобных монстрах, не пустивших «ученых» в свои владения. Но все оказалось проще — за Островского все решили! Опергруппа поработала ударно. На четвертый день в лесничество с воем примчалась «синеглазка», ошарашенного Андрея схватили под локти, поволокли в зарешеченный «обезьянник». Провели обыск дома на улице Кривобалочной. Мать, не унимаясь, рыдала. Из-под сарая с дровами извлекли завернутые в мешок чулки-бахилы от общевойскового защитного комплекта. Вот и объяснение странным следам. И кому интересно, что у задержанного не было такого костюма? Анализ подтвердил — остатки грязи с подошвы соответствуют составу почвы с глинистого берега, где разыгралась трагедия. Мало того, оперативники раскопали вдавленную в землю пуговицу от штормовки Островского — редкую, с характерным выпуклым рисунком. А он действительно потерял ее незадолго до трагедии — болталась на ниточке, так и не собрался пришить. А когда собрался, ее уже не было. Пришлось пришивать другую — с непохожим рисунком. Чем не улика? Куда уж более! Дело завертелось, арестанта швырнули в камеру. Он не мог поверить, что это происходит на самом деле. Ведь он никого не убивал, он любил свою Ларису! Бывает, мил человек, популярно объяснили компетентные товарищи, мол, ты просто сделал пресловутый шаг от любви к ненависти. И вывалили новую порцию косвенных улик: «Хочешь сказать, ты не знал, что у твоей Лариски случился мимолетный роман с Артемом Губарем, коллегой по работе? И не просто беглая «случка», а они неоднократно вступали в связь, имея яркий и незабываемый секс! Просто Лариса не успела сообщить, что между вами все кончено, ждала удобного момента. Разлюбила, бывает. Оттого и пошла в поход с Артемом, чтобы от тебя подальше. А ты узнал, рассвирепел, родил бездушный план. Напал на компанию, всех поубивал, заодно и «ученых», чтобы запутать следствие. У тебя же хватает сил и навыков? Не такие там бойцы, чтобы оказать тебе сопротивление. «Дохлые» аспиранты и инженеры…» Самое противное заключалось в том, что у Ларисы с Артемом действительно что-то было, но он не знал. Возможно, ей требовалось время все обдумать, принять решение. И последний убийственный факт — в тот вечер, когда состоялось побоище, у Андрея не было алиби. Обошел участок, забрался в свой домик на окраине заказника, уснул со спокойной душой…
