— Потому что ты меня заговорила. Не могу я тебе изменить.
— Я тебя не заговаривала.
— Ты меня ждала… Ты для меня все…
— А в квартиру к ней зачем полез?
— Говорю же, нервы пощекотать надо было…
— Плохой из тебя «медвежатник», да и здесь ты не на своем месте, — усмехнувшись, Карина взглядом обвела его стол.
— Почему?
— Сам знаешь, почему…
— Да нет, нормально все.
— Не нормально. Я в заводских делах больше разбираюсь, чем ты, и штаны здесь не просиживаю… Нервы, говоришь, чешутся? — с ехидной иронией сощурилась она. — Что ж, можешь их почесать. Если тебе так нравится рисковать, то вперед и с песней.
— Куда?
Антон не знал, радоваться ему или нет. Одной своей половиной он рвался на свободу, но другой прочно был привязан к Карине. Но если она дает ему отставку, цепляться за нее он не станет.
— На войну. Где стреляют и убивают…
— Это ты о чем?
— Проблемы у нас. Очень серьезные проблемы.
Карина не шутила. И Антона от себя не гнала. Она отправляла его на дело, которое могло стоить ему жизни. Но так ведь он трудностей никогда не боялся. И вообще, не дело это, когда баба ходит по лезвию бритвы, а мужик штаны в теплом кабинете протирает…
Глава 21
Волчий взгляд исподлобья, морщинистое, дубленое лагерными ветрами лицо, шрам «розочкой» на щеке, рубец на губе, золотые фиксы в коричневых от чифиря зубах… Для полноты картины не хватало только ушанки, ватника с номером на груди и кирзовых «прохорей».
Этот человек вышел из сурового лагерного мира, но так ведь и Антон семь с половиной лет в зоне провел, но не кичится своим уголовным прошлым.
— Ты кто такой? — спросил вор.
Не смогла Карина уберечь Сухаря, все-таки скопытился он от передоза. Видимо, сам этого хотел. Не успел он загнуться, как появился этот тип. Назвался вором в законе, но так это у него на лбу не выбито. А если есть звезды на ключицах — это еще не доказательство.
— Кастальский Антон Иннокентьевич.
— Да мне по барабану, как тебя зовут! Ты кто такой, чтобы со мной базар держать?
— Ты с меня иметь хочешь и при этом спрашиваешь, кто я такой? — удивленно повел бровью Антон.
— Я с тобой на «стрелу» не забивался.
— А с кем ты хотел говорить, с Карой?.. Так она женщина порядочная и с незнакомыми людьми на «стрелке» не встречается.
Разговор шел возле кафе на окраине Подвойска. Антон нарочно не стал заходить внутрь, давая понять, что ему западло садиться за стол с каким-то там Бореем.
И зря этот так называемый вор борзо с ним ведет, ясно же, что Антон не хрен с бугра, если подъехал на «стрелку» на дорогой машине, с отборными бойцами. Свита у него внушительная, Борей такой похвастаться не мог. Разношерстная свора у него какая-то, а не свита. Но это совсем не значит, что вор не опасен. Взгляд у него, как у матерого волка, это выдает в нем сильную натуру. Но так ведь и Антон не из мыльного пузыря родился.
— Или ты думаешь, что с бабой легче договориться? — с пренебрежительной ухмылкой укусил он вора.
— Хочешь сказать, что ты за бабу? — скривил губы Борей.
— Я назвался, а про тебя ничего не слышу, — сурово нахмурил брови Антон. Он был далек от того, чтобы выходить из себя. Тем более что собеседник ответил в стиле «сам дурак», а это само по себе вызывает усмешку. — Может, и сказать нечего?
— Я уже назывался.
— Ты что-нибудь слышал? — Антон с удивлением посмотрел на Славяна, который считался правой рукой Карины.
Этот битый волк был слегка возмущен тем, что Карина поручила «держать базар» не ему, а своему гражданскому мужу или просто сожителю. И хотя он знал, за что и сколько сидел Антон, все равно ему было немного обидно. Но при этом он подыграл ему и небрежно отозвался:
— Да нет, не слышал.
— Может, ничего и не пролетало? — криво усмехнулся Антон. — Может, и летать нечему?
— Слышь ты, фраерок… — подал голос Борей.
— А вот насчет фраерка ты зря загнул. — Антон вложил в свой взгляд всю свою злость, которая помогала ему выживать в зоне и брать верх над своими врагами. — Я — пацан правильный и в зоне по закону жил, «смотрел» за бараком. Меня «мусора» из «отрицала» выбить не могли… Так что не надо, дядя.
— Я тебе не дядя! Я в законе!
— В законе? Так объявись! Или что-то не так?
— Борей я!
— Борей?! Не знаю такого… Не прогоняли по тебе «маляву» по зонам.
— Так и я про тебя не знаю.
— А ты Анфасу «маляву» зашли, он тебе отпишет, кто такой Антон Кастальский…
— Ну, может, и «смотрел» ты за бараком, и что? — презрительно фыркнул Борей. — Мне-то что с того?
— Как что? Ты же «смотрящим» себя объявил. Ты за районом «смотреть» собираешься и должен знать, с кем дело имеешь. А мне, например, все равно, кто тут права качает. Сухарь умер, теперь я за районом «смотреть» буду.
— Че?! Ты?! Да кто ты такой?
— А это Анфас решит. Он — вор уважаемый, за областью «смотрит», а там восемь зон, туда «грев» гнать нужно. Пока Сухарь был, никто ничего не менял, а теперь Сухаря нет, теперь наша братва решает, кого «греть»… Я понимаю, за тобой уважаемые люди, но так у Анфаса свой «общак»…
— Слышь, пацан, борзеть не надо! — заколотился Борей.
— Я не борзею, я дело продвигаю. Свое дело продвигаю. Если бы за тобой Анфас был, у нас были бы общие интересы, но за тобой другие люди, с которыми у нас никаких дел нет.
— Нарываешься? — сквозь зубы процедил вор.
— Нарываются, когда на рожон лезут. А мы никуда не лезем, мы здесь стоим. На рожон ты лезешь… Но я тебя, бродяга, понимаю: за тобой уважаемые люди, тебе ответ перед ними надо держать. Но так и ты меня пойми… Я Анфасу «маляву» заслал, как он скажет, так и будет. Если ему нужен «слам» на «общак», мы будем ему отстегивать… Ты сам, Борей, как думаешь, какой ответ будет?
— И когда ты «маляву» заслал? — заскрипел зубами вор.
— А как только Сухарь загнулся, так и заслал…
Антон лукавил: письмо Анфасу он отправил вчера, сразу же, как только Карина сообщила ему о проблеме, причем отправил нарочным. По воровской почте письмо идет долго — и месяц может, и два. И вряд ли бы оно дошло до адресата, если бы Антон отправил его таким путем сразу после смерти Сухаря. А тут — раз-два. Ночью письмо было уже у Анфаса, а утром он позвонил Антону на телефон. Признаться, предложение от тяжмашевской братвы его удивило, но отказаться он не мог. Там ведь очень солидные деньги, и, чтобы их получать, надо всего лишь дать согласие. Будь Анфас дураком, был бы сейчас чьей-нибудь шестеркой, а не паханом…
