Антон попытался сдержать удивление, но не получилось. Березняк заметил его смятение, но не позволил себе выдать свое самодовольство и смотрел на Антона с непроницаемым лицом.
Хотелось бы знать, откуда вор узнал про завод. Ведь он вчера приехал, причем всего с одним бойцом в свите. Это чужая для него земля, здесь у него нет связей, а он уже так много знает…
— Чем владеет? Убытками?
— Ну, вы же не лохи, чтобы в убыток себе работать, — парировал Березняк.
— Нет, не лохи. Поэтому конкретно вложились в завод, на ноль его вывели. В ноль завод работает — без убытков и без прибыли. Когда-нибудь на рентабельность выведем.
— Когда-нибудь?
— Что-то я тебя не понимаю, Виктор Петрович. Ты к чему клонишь?
— Мне нужна полная информация о ваших доходах и расходах.
— О каких ваших? Я тебе еще раз говорю, братву Кара держит, у нее все в руках. Мы с ней договорились, и она готова отстегивать в наш «общак». Раньше Сухарю отстегивала, теперь нам будет отстегивать. Через меня.
— Через тебя?
— Да, через меня. Тебя что-то не устраивает?
— Я так понимаю, ты за этим районом собираешься «смотреть»?
— Ну, если Анфас назначит.
— Сход все решает. Анфас уже собирает сход, там все и решится… А пока пусть все остается как есть. Ты собираешь здесь на «общак» и «слам» передаешь Анфасу. Через меня.
— Так и будет, — кивнул Антон.
— Мне нужны деньги за этот месяц и за два месяца вперед.
— Сделаем.
— Вот и хорошо, братишка… А чего мы здесь как в склепе сидим? — улыбнулся Березняк. — Где музыка? Где бабы?
И музыка появилась, и женщин подогнали. Но Антона уже ничего не радовало, и не было никакого желания угодить вору…
Кто-то вяжет, когда на душе неспокойно, кто-то наблюдает за рыбками в аквариуме, а у Антона свое средство от стресса. Он сидел в кресле перед камином и смотрел на огонь. Дрова горели с успокаивающим треском, и тепло от камина согревало озябшую душу. А еще Карина подала бокал горячего вина.
— Ты чем-то озабочен, — заметила она.
— Зря мы втянулись в это дело. Надо было с Бореем договариваться.
— Он двадцать пять процентов требовал.
— Не знаю, он мне этого не говорил.
— Не успел. — Карина села к Антону на колени, поерзала немного, устраиваясь поудобней, уютно прижалась к нему. — Ты такой мягкий. Такой теплый… Я бы так не смогла, как ты с Бореем…
— Ну, ты же сама вернула меня в этот зверинец… Я бежал от него, а ты меня вернула…
Антон вернулся к нормальной жизни, едва оказавшись за воротами зоны. Вся дикая и жестокая действительность зарешеченного мира, казалось, осталась за колючей проволокой. Но так только казалось. Тюрьма с ее свирепыми законами прочно вошла в его подсознание, потому он, не раздумывая, ответил ударом на оскорбление. Здесь ответил, на воле… А может, это и не воля вовсе. Ведь ему снова приходилось иметь дело с людьми, которые даже на воле живут по тюремным законам. От которых в любой момент можно получить перо в бок…
— Чем тебе твой Березняк не угодил? — с заметным напряжением в голосе спросила Карина.
— Мой… В том-то и дело, что мой — мы из одной стаи. Но ты же знаешь, что внутри стаи мира нет. Всегда кому-то чего-то не хватает…
— Чего Березняку не хватает?
— Закрепиться он здесь хочет. Ему наша земля нужна. И ему, и Анфасу.
— Я это уже поняла.
— Березняк хочет «смотреть» за нашим районом.
— Он сам тебе это сказал?
— Пока не сказал. Потому что все вилами по воде писано… Сход соберется, Анфас решать будет. А меня туда даже не позвали…
— А ты хочешь «смотреть» за районом?
— Да нет, я лучше бы на завод вернулся… — Окунулся Антон в воровское болото, почувствовал себя в нем как рыба в воде, даже наглую щуку сожрать успел, но все-таки это не его стихия. — Я столько адреналина хлебнул, что мне на год хватит…
— Ну, так в чем же дело? Пусть Березняк за районом «смотрит».
— Дело не в том, кто «смотреть» будет, а в том, что я для Анфаса — пешка, которую можно подвинуть. Я ему ферзя в зубах принес, а он меня все равно за пешку держит…
— Ну, так еще ничего не решено…
— Решено, Карина, все уже решено… Они все про нас знают. Про завод знают, про наши с тобой отношения. Про завод Березняк мне сказал, а про наши с тобой отношения скажет на сходняке. Чтобы меня подвинуть, скажет. Логика простая: если мы с тобой в сговоре, то с тебя много не возьмешь. А если Березняк станет «смотрящим»… Я думаю, им десяти процентов будет мало. Все двадцать поставят и еще аудит нам по полной программе устроят… Мы сунули палец в пасть акуле. Как бы нам руку по локоть не откусили.
— Ну, с акулами у нас разговор короткий, — поднялась на ноги Карина.
— Это воры, с ними так просто не решишь…
— С Бореем же ты решил…
— Анфас за меня подпишется. Батум не решится спрашивать с меня, если за мной Анфас будет стоять. Но это нам дорого встанет…
— Ничего, выкрутимся…
— Хочешь жить — умей вертеться… — усмехнулся Антон. — А я хочу жить. С тобой.
Угроза над ним нависла. И над ним, и над Кариной. Сложно им придется, зато никакой скуки. И вряд ли у него возникнет желание залезть в квартиру к какой-нибудь красотке…
Глава 22
Тридцать первое декабря — особый день, преддверие Нового года, новой жизни. В этот день люди загадывают желания, чтобы выстрелить их в небо вместе с праздничным салютом. В этот день накрываются столы, к черту омаров и «Вдову Клико», сегодня в центре внимания — салат «Оливье», мандарины и «Советское шампанское». И еще приветствуется Дед Мороз с подарками…
Но Деда Мороза на сегодня никто не заказывал. Нет у Карины с Антоном детей. Пока нет. А сами они уже давно вышли из детского возраста… Но, увы, Дед Мороз появился. Увы — потому что это был Анфас.
И появился он без приглашения. В норковой шапке, в старой, но вполне приличной на вид дубленке. Выражение лица благодушное, а взгляд морозный, колючий. Только вот мешка с подарками при нем не было. Да и сам по себе он вовсе не подарок.
Никто его не звал, не приглашал, но и за дверь его Антон выставить не мог. Приняли незваного гостя хорошо — накормили, напоили. А потом Антон вместе с ним отправился в баню, что стояла у озера неподалеку от дома.
— Прорубь в озере есть? — спросил вор. — Я что-то не заметил.
Они сидели в парилке, жара здесь такая, что Антон и сам с удовольствием бы окунулся в ледяную воду.
— Сделаем. — Он вышел из парилки, по рации связался с начальником охраны, поставил задачу, после чего вернулся к Анфасу и сел на полок. — Будет прорубь.
