Его работа с мулетой была очень интересна и эффектна. Он
отлично проделал классические пассы и показал еще множество приемов
всевозможных стилей. Убил он очень искусно, не подвергая себя чрезмерной
опасности. Я понимал, что при желании он мог бы убить с подлинным мастерством.
Я также понимал, почему долгие годы он считался матадором номер один в Испании
и во всем мире, – так испанцы оценивают своих матадоров. И еще я понимал,
каким опасным соперником он будет для Антонио, но после того, как я увидел
работу Луиса Мигеля с обоими быками, я уже ничуть не сомневался в исходе
состязанья. Эта уверенность особенно укрепилась во мне, когда Луис Мигель,
подготовив быка к смертельному удару, отбросил мулету и шпагу и, безоружный,
осторожно стал на колени в поле зрения быка перед самыми рогами.
Публика была в восторге, но когда Луис Мигель повторил свой
трюк, я понял, как это делается. И еще кое-что другое я заметил. У быков Луиса
Мигеля рога были подпилены, потом оструганы, чтобы придать им естественную
форму, и я даже заметил глянец машинного масла, которым смазывают кончики
рогов, чтобы скрыть произведенную манипуляцию и придать им видимость
естественного блеска. На взгляд рога были отличные, если не уметь разбираться в
них. Конечно, я мог и ошибиться, но так или иначе, Луис Мигель был в превосходной
форме, он был великий матадор наивысшего класса, он обладал огромным опытом,
огромным обаяньем на арене и вне ее, – словом, он был очень опасным
соперником. Он показался мне разве что чуточку слишком усталым – а ведь сезон
еще только начался и обещал быть очень напряженным. Но он был великолепен на
арене и работал великолепно. Однако я знал, что в этой стадии единоборства у
Антонио было одно несомненное преимущество. Он выходил в Мадриде против быков,
к рогам которых никто не прикасался, и в Кордове я видел, как он убил быка с
громадными рогами. А рога у быков Луиса Мигеля с самого начала показались мне
подозрительными. Сведующие люди, сидевшие возле нас, высказывали сомнения по
поводу рогов, но им было все равно: они пришли ради зрелища. Дельцам,
причастным к бою быков, тоже было все равно. Большинство публики вообще не
выражало своего мнения. Мне было не все равно, потому что, глядя на Луиса
Мигеля, я понимал, что при таком чутье, при таком глубоком знании своего дела
он мог бы справиться с любым быком и достигнуть совершенства истинно великих
матадоров, – быть может, самого Хоселито. Но длительная практика боев с
ослабленными быками мало-помалу сделает его непригодным для боя с настоящим
быком. Я не думал, что Антонио ожидает верная победа. Кто знает, не отразится
ли рана на его душевном состоянии? Но после того, что я видел – если только я
не обманулся, – я считал, что шансы Антонио поднимаются.
На афише значились еще два матадора: местный парень по
прозвищу «Мигелин», коренастый, с копной густых волос, очень смелый и веселый,
и Хуан Гарсиа, прозванный «Мондено», высокий, худощавый юноша, который работал
с таким безмятежным спокойствием, так сдержанно и скромно, словно это был не
бой быков, а католическая месса, которую он служит во сне. Он и Диего Пуэрта
были лучшими молодыми тореро прошлого сезона.
Я старался быть предельно беспристрастным в моих оценках
Луиса Мигеля и Антонио, но их соперничество принимало характер междоусобной
войны, и сохранять нейтралитет становилось все трудней. Убедившись в
несравненном и многостороннем таланте Луиса Мигеля, увидев, что он в отличной
форме, я предугадывал, что ожидает Антонио, когда начнутся их совместные
выступления.
Луису Мигелю нужно было удержать свое первенство. Он
претендовал на первое место среди матадоров, и он был богат. Это было
немаловажное обстоятельство, однако он искренне любил бои быков и на арене
забывал о своем богатстве. Но он хотел, чтобы все шансы были на его стороне.
Кроме того, он хотел, чтобы ему платили за выход больше, чем Антонио, что и
явилось причиной их взаимного ожесточения. Антонио был отчаянно самолюбив. Он
твердо верил, что он более великий матадор, чем Луис Мигель, и не со вчерашнего
дня. Он знал, что может быть великим на арене, каковы бы ни были рога у быков.
Луису Мигелю платили больше, чем Антонио, а я знал, что если так будет, когда
они выступят совместно, то Антонио развернется вовсю, и уж ни у кого, и прежде
всего у Луиса Мигеля, не останется сомнений, кто из них более велик. Антонио
либо умрет, либо добьется этого, а умирать у него не было никакой охоты.
Состязание между Луисом Мигелем Домингином и Антонио
Ордоньесом началось на арене в Сарагосе. Быки были с фермы Гамеро Сивико. Все,
кто увлекался боем быков и мог оплатить проезд, собрались здесь. Приехали все
мадридские спортивные обозреватели, а в обеденное время в «Гранд-отеле»
толпились скотоводы, посредники, аристократы, титулованные особы, бывшие
барышники и все немногочисленные поклонники Антонио. Поклонников Луиса Мигеля
было много – политические деятели, чиновники и военные. Мы с Биллом поели в
небольшой таверне, куда он меня привел, потом поднялись в номер к Антонио, и он
показался нам бодрым, но слегка отчужденным. Когда он вот так двигал головой,
словно у него шея плохо гнется, и говорил с чуть более заметным андалузским
акцентом, я сразу угадывал, что он на кого-то злится. Он сказал нам, что спал
хорошо. Мы условились после боя отправиться в Теруэль и там пообедать. Я
сказал, что мы с Биллом поедем прямо из цирка, иначе Антонио на своем
«мерседесе» обгонит нас. Всё это слишком живо напоминало мне наш разговор перед
боем в Аранхуэсе, но Антонио именно этого и хотел. Прощаясь с нами, он весело
улыбнулся и подмигнул мне, словно между нами была какая-то тайна. Не скажу, что
он нервничал, но все-таки он немного волновался. Я зашел в номер Луиса Мигеля и
пожелал ему хороших быков. Он тоже немного волновался.
День был жаркий, июньское солнце припекало. Первый бык Луиса
Мигеля, сильный и напористый, очень решительно кидался на пикадоров. Луис
Мигель увел быка приемом китэ и в работе с плащом показал то же искусство, ту
же горделивую властность, что и в Альхесирасе, где мы видели его бой с быками
Пабло Ромеро. От второго пикадора быка увел Антонио. Он увел его на середину
арены и проделал все пассы так медленно и плавно, стоя так близко к быку и
держась так прямо и вольно, что под конец уже казалось, будто на твоих глазах
происходит невозможное. И зрители и Луис Мигель сразу поняли, на чьей стороне
превосходство в работе с плащом.
Луис Мигель отлично воткнул две пары бандерилий, а третью –
блистательно: подозвав к себе быка, он дождался его, не сходя с места, в
последнюю долю секунды отклонился вправо, спустил палочки и выпрямился. Он был
изумительный бандерильеро.
