Только это одно ему и оставалось сделать в Бильбао. Кроме
этого, он сделал уже все. С плащом он превзошел то, что прежде казалось мне
вершиной искусства и вдохновения. С мулетой работал так умно и красиво, как
никто еще не работал до него. Убил один раз хорошо, другой – неплохо, третий –
не слишком хорошо. Теперь, после этой, последней, фаэны, заставившей публику
почувствовать, что время остановилось и в мире нет больше ничего, кроме зрелища
на арене, ему оставалось лишь одно: с тем же мастерством убить.
Наиболее искусный способ убить быка – это так называемое
ресибиендо. Этот способ самый древний, самый опасный и самый красивый, потому
что матадор не бросается на быка, а, стоя на месте, вызывает его и, когда бык
кинется, левой рукой подставляет ему мулету, а правой вонзает шпагу в загривок.
Опасен он потому, что, если матадор не сумеет приковать внимание быка к мулете,
бык может поднять голову и нанести рану в грудь. При обычном способе,когда
матадор бросается на быка, то в случае, если бык поднимет голову, рог вонзится
в правую ляжку. Для безукоризненного ресибиендо требуется, чтобы матадор ждал
до тех пор, когда бык окажется так близко, что еще дюйм или два – и рог
достанет его. Если он откинется назад или слишком далеко отведет мулету, шпага
войдет боком.
«Жди, пока он вот-вот не достанет тебя» – основное правило
ресибиендо. Не часто встречается матадор, у которого на это и выдержки хватает,
и левая рука достаточно сильна, чтобы безошибочно действовать низко опущенной
мулетой. В основе своей этот прием тот же, что и паса де печо, и потому Антонио
снова и снова пропускал быка мимо своей груди, чтобы удостовериться, что бык не
выдохся, а значит, послушно будет следовать за мулетой, не поднимет голову и не
остановится вдруг в нерешимости. Когда Антонио увидел, что бык ведет себя как
должно, он поставил его против себя и приготовился нанести удар.
Во время долгих ночных переездов мы много говорили об этом
способе и решили, что для Антонио, с его сильной левой рукой, в самом приеме
нет ничего трудного. Вся трудность заключается в том, что этот прием очень
опасен. Малейший промах, и матадор рискует получить удар в грудь, подобный
удару кинжала, причем кинжал был бы толщиной с палку от метлы, а удар нанесен
со всей силой шейных мышц быка, которой достаточно для того, чтобы опрокинуть
лошадь или расколоть двухдюймовые доски барьера. Иногда концы рогов такие
острые, что, словно бритвой, разрезают шелковую ткань плаща. Иногда концы рогов
расщеплены, и любая рана, нанесенная таким рогом, может оказаться шириной с
ладонь. Ничего в этом нет трудного, если можешь спокойно ждать приближения
наставленных прямо на тебя рогов, зная, что ты должен ждать до тех пор, пока не
останется никаких сомнений, что если бык, почувствовав, как в него входит
стальной клинок, поднимет голову, то рог ударит тебя в грудь. Решительно ничего
трудного, говорили мы в один голос.
Итак, Антонио подтянулся, нацелился шпагой и, выставив левое
колено, поманил быка мулетой. Огромное животное кинулось, шпага натолкнулась на
кость между его лопатками, Антонио нажал на эфес, шпага согнулась, Антонио
отделился от быка, взмахнул мулетой, и бык проскочил мимо.
Никто в наше время не отваживается повторить ресибиендо. Это
искусство ушло в прошлое вместе с Педро Ромеро, великим тореро из Ронды,
который жил двести лет тому назад. Но Антонио решил добиваться своего, пока бык
будет в состоянии нападать. Поэтому он опять поставил быка против себя,
нацелился, опять поманил его, выставив колено и взмахнув мулетой, опять
подождал до той секунды, когда, подними бык голову, рог вонзился бы ему в
грудь. Опять шпага натолкнулась на кость, опять Антонио отделился от быка и
опять взмахом мулеты отвел от себя рога.
Теперь бык стал медлительней, но Антонио знал, что еще один
раз он может заставить его кинуться. Он обязан был знать это, но, кроме него,
никто этого не знал, и зрители, глядя на Антонио, не верили своим глазам. Для
того чтобы закончить бой с триумфом, Антонио достаточно было бы, не подвергая
себя чрезмерной опасности, нанести обыкновенный удар шпагой. Но Антонио словно
держал ответ за всю свою жизнь, за все случаи, когда он, нанося удар, позволял
себе ту или иную поблажку; а таких случаев было немало. Этому быку он дважды
подставлял грудь, и ничто не мешало быку всадить в нее рога, а сейчас подставит
в третий раз. Он мог уже дважды ударить шпагой чуть пониже или в сторону, и
никто не осудил бы его, потому что при ресибиендо это вполне допустимо. Он знал
место, куда шпага входит легко и свободно, а удар все же считается хорошим, во
всяком случае, отнюдь не плохим. За такие удары большей частью и награждают
ухом в современном бое быков. Но сегодня – к черту это. Сегодня он расплатится
за каждую такую поблажку.
Он поставил быка против себя, и в цирке стало так тихо, что
я услышал, как позади меня щелкнул веер. Антонио нацелился, согнул левое
колено, поманил быка мулетой – бык кинулся, и в то самое мгновение, когда рога
его, подними он голову, ранили бы Антонио в грудь, острие шпаги вошло в
загривок быка, и бык рванулся вперед, следуя за красной мулетой, но стальной
клинок под ладонью Антонио уже медленно входил в самую высокую точку между
лопатками быка. Ноги Антонио не сдвинулись с места, и теперь он слился воедино
с быком, и, когда рука его легла на черный загривок, рог уже миновал его грудь
и бык был мертв. Но он этого еще не знал и смотрел на Антонио, который стоял
перед ним, подняв руку, – не с торжеством, а словно в прощальном жесте. Я
знал, о чем Антонио думает, но в первую минуту я плохо видел его лицо. Бык тоже
не мог видеть его лицо, но это было очень странное, печальное лицо – очень
странное для матадора, потому что оно выражало сострадание, а состраданию нет
места на арене. Теперь бык уже понял, что он мертв, ноги у него подогнулись,
глаза остекленели, и он рухнул на песок.
Так кончился в тот год поединок Антонио с Луисом Мигелем.
Для тех, кто присутствовал на корриде в Бильбао, подлинного соперничества между
ними уже не существовало. Вопрос был решен. Оно могло возобновиться, но чисто
формально. На бумаге, или ради денег, или чтобы привлечь публику в
латиноамериканских странах. Но не было больше вопроса о превосходстве для тех,
кто видел их на арене, в особенности для тех, кто видел Антонио в Бильбао.
Разумеется, можно было предположить, что Антонио превзошел Луиса Мигеля в
Бильбао только потому, что у Мигеля болела нога. Можно было бы даже нажить
деньги на этом предположении. Но повторить испытание перед настоящей публикой,
на испанской арене, где будут настоящие быки с настоящими рогами, было бы не только
опасно, но смертоубийственно. С этим было покончено, и я очень обрадовался,
когда из операционной сообщили, что, хотя Луис Мигель ранен тяжело, рог, как и
в прошлый раз, не задел внутренних органов.
