Потом она уснула. Я устроился на краю раскладушки и пытался
услышать льва. Он молчал примерно до трех часов, пока его охота не увенчалась
успехом. После этого заговорили гиены, а лев ел и время от времени угрюмо
ворчал. Львиц его не было слышно. Одна, как я знал, ждала потомство и
предпочитала держаться от него подальше, а вторая была ее подругой. Я подумал,
что найти его, когда рассветет, будет трудно, уж слишком сырая погода, а
впрочем, всегда есть шанс.
Задолго до рассвета Муэнди принес чай и разбудил нас.
«Ходи», – сказал он и поставил чай на столик у входа в палатку. Я отнес
чашку в палатку для Мэри и оделся на улице. Небо затянуло облаками, и звезд не
было видно.
В темноте Чаро и Нгуи пришли за ружьями и патронами, а я
взял свой чай и сел за столик. Рядом один из боев разводил костер. Мэри
умывалась и одевалась, она все еще не отошла от сна. Я вышел за пределы лагеря.
Земля по-прежнему оставалась очень сырой. Правда, за ночь немного подсохло, и,
конечно, будет суше, чем накануне. Но все же я сомневался, что нам удастся
проехать на машине к месту, где охотился лев. Там слишком сыро, особенно за
болотом.
Болотом эту местность назвали явно по ошибке. Вот подальше
на полторы мили в ширину и почти четыре мили в длину лежало настоящее
папирусное болото. А в районе так называемого болота топь окружали большие
деревья. Многие из них росли на сравнительно высоких местах и были очень
красивыми. Полоса леса кольцом охватывала настоящее болото, но в некоторых
местах слоны, добывая пропитание, устроили завалы, и участки эти стали почти
непроходимыми. В том лесу жили несколько носорогов и всегда можно было
встретить одного-двух, а то и целое стадо слонов. Захаживали туда и стада
буйволов. Глубоко в лесной чаще жили леопарды, охотившиеся за пределами леса.
Здесь же укрывался и наш лев, который время от времени спускался в долину в
поисках добычи.
Этот лес с огромными высокими деревьями и множеством завалов
служил западной границей открытой долины с редкими рощицами и роскошными
полянами, окаймленными на севере солончаками и бугристой, скованной застывшей
лавой местностью, за которой начиналось еще одно бескрайнее болото, отделявшее
наш район от холмов Чиулус. К востоку лежала миниатюрная пустыня – район, где
водились геренук, а еще дальше на восток громоздились поросшие кустарником
холмы, поднимавшиеся лесенкой к склонам горы Килиманджаро… Лев имел обыкновение
охотиться ночью в долине или в поросших высокой травой прогалинах, а потом,
насытившись, удаляться на запад в вытянувшийся полосой лес. По нашему плану мы
должны были обнаружить его в момент, когда он будет расправляться с добычей, и
осторожно подкрасться или, если повезет, перехватить его по пути к лесу. Если
же он станет увереннее в себе и не уйдет глубоко в лес, мы сможем пойти по его
следу до того самого места, где он, напившись воды, устроится на отдых…
Когда Мэри собралась, машина уже ждала нас. Матока сидел за
рулем, а я проверил все ружья. Облака по-прежнему низко лежали на склонах горы,
и, хотя постепенно рассветало, солнце еще не показалось. Я посмотрел в прицел
моей винтовки, но было слишком темно, чтобы стрелять.
– Как ты себя чувствуешь, малышка? – спросил я.
– Прекрасно. Как, по-твоему, я должна себя чувствовать?
– Глотнула немного, чтобы прояснилось в голове?
– Конечно, – сказала она, – а вы?
– Да, мы как раз ждем, пока прояснится.
– Мне уже и так светло.
– А мне нет.
– Тебе нужно заняться глазами. Чаро взял для меня
достаточно патронов?
– Спроси его сама… Ты просила меня напомнить, чтобы ты
закатала правый рукав.
– Ни о чем я тебя не просила.
– Может быть, ты будешь злиться на льва, а не на меня?
– Я никогда не злюсь на льва. Теперь тебе достаточно
светло?
– Куенда куа симба, – сказал я Матоке, а потом
позвал Чаро: – Встань сзади и смотри внимательно.
Мы тронулись. Дорога подсохла, и колеса не буксовали. Дверцы
мы сняли, и я свесил обе ноги за порожек. Холодный утренний воздух с горы
обжигал лицо. Приятно было чувствовать в руках тяжесть винтовки. Я приложил
приклад к плечу и несколько раз прицелился. Даже несмотря на большие очки с
желтыми стеклами, мне все еще не хватало света, чтобы стрелять наверняка. Но до
места нашего назначения было минут двадцать езды, и с каждой минутой
становилось светлее.
– Похоже, будет достаточно светло, – сказал я.
– Я так и знала, – сказала Мэри. Я обернулся. Она
сидела, необыкновенно величественная, и жевала жвачку.
Мы ехали вдоль импровизированной взлетной полосы. Повсюду
было много животных, и трава по сравнению со вчерашним утром, похоже, поднялась
на целый дюйм. Появились и белые цветы; росли они очень густо, и от этого целые
поля казались белыми. В выбоинах дороги все еще было много воды, и я жестом
велел Матоке держаться в стороне от колеи, чтобы не попасть в лужи с
застоявшейся водой. Шины заскользили по цветущей траве. Постепенно светало.
Справа от нас, сразу же за двумя очередными болотистыми
прогалинами, высоко на деревьях Матока заметил птиц и показал рукой в их
сторону. Если птицы все еще на деревьях, значит, лев пока не оставил своей
добычи. Нгуи тихонько постучал ладонью по брезентовому верху машины, и мы
остановились… Он спрыгнул на землю и, крадучись, стараясь, чтобы его не было
видно из-за кузова, обошел автомобиль. Потом тронул меня за ногу и показал
налево в направлении леса.
Огромный черногривый лев, туловище которого казалось почти
таким же черным, а голова и плечи слегка покачивались, неторопливо бежал к
высокой траве.
– Ты видишь его? – спросил я Мэри шепотом.
– Вижу.
Лев уже вошел в траву, и теперь видна была лишь голова и
верхняя часть туловища, потом только голова; примятая трава выпрямлялась и
плотно смыкалась за ним. Очевидно, он услышал машину или еще раньше направился
к лесу и увидел нас на дороге.
– Тебе нет смысла преследовать его там, – сказал я
Мэри.
– Я все это знаю, – сказала она. – Если бы мы
выбрались пораньше, то застали бы его у добычи.
– Было недостаточно светло, чтобы стрелять. А если бы
ты ранила его, мне пришлось бы преследовать его в лесу.
– Нам пришлось бы.
– К черту это «нам».
– Тогда как же ты намерен заполучить его?
