– Чай, бвана.
Снаружи была кромешная тьма, но кто-то разводил костер. Я
разбудил Мэри и предложил ей чаю, но она неважно себя чувствовала. Ее мучили
колики.
– Если хочешь, мы все отменим, дорогая.
– Нет. Мне скверно, но, может быть, после чая станет
получше.
– Можно промыть желудок. А лев пусть отдохнет еще
денек.
– Нет. Я пойду. Попробую взять себя в руки и быть
молодцом.
Я вышел, умылся холодной водой из кувшина, промыл глаза
борной кислотой, оделся и сел у костра. С. Д. брился возле своей палатки. Потом
он оделся и подошел ко мне.
– Мэри совсем худо.
– Бедный ребенок.
– Она все равно хочет идти.
– Понятно.
– Как спалось?
– Хорошо. А тебе?
– Очень хорошо. Что, по-твоему, он делал ночью?
– По-моему, он просто расхаживал взад-вперед и громко
ворчал.
– Он очень разговорчив.
– Да.
Мы стали ждать Мэри. Она вышла из палатки, спустилась по
тропинке к отхожему месту, вернулась и тут же снова пошла вниз.
– Как самочувствие, дорогая? – спросил я, когда
она подошла к костру с чашкой чая в руке.
– Я совершенно разбита. Есть у нас какое-нибудь
лекарство?
– Да. Но после него чувствуешь себя вялым… Ей явно
нездоровилось, и я видел, что у нее начался новый приступ.
– Дорогая, подождем еще одно утро, пусть он отдохнет.
Так будет даже лучше. Ты успокоишься и подлечишься. С. Д. может остаться с нами
еще пару дней.
С. Д. отрицательно помахал рукой. Но Мэри ничего не
заметила.
– Это твой лев, и ты не торопись, придешь в норму –
тогда пойдем; чем дольше мы не будем его беспокоить, тем он будет увереннее.
Сегодня утром нам лучше остаться в лагере…
Я подошел к машине и сказал, что все отменяется. Потом я
нашел Кэйти, он сидел у костра. Похоже, он все понимал и был очень тактичен и
вежлив.
– Мемсаиб заболела.
– Я знаю.
– Наверное, спагетти. А может быть, дизентерия?
– Нет, – сказал Кэйти. – Скорее, спагетти.
Чуть позже, когда лев по нашим расчетам уже должен был
бросить приманку, если только он вообще клюнул на нее, мы с С. Д. отправились в
его лендровере осматривать окрестности. Звери привыкли к лендроверу, и мы
подумали, что лев, если и заметит нас, едва ли встревожится, как при виде
знакомого силуэта охотничьей машины. Много лет назад я обнаружил, может быть
ошибочно, что львы близоруки и различают только силуэты. Я проверил свою теорию
и впоследствии, до того как Серенгети стал заповедником, на пари фотографировал
диких львов с близкого расстояния и окончательно убедился в своей правоте. В ту
пору я относился к львам без должного уважения, и Старик всегда находился
поблизости на случай, если моя теория подведет. Теперь я знал и уважал львов
гораздо больше, но мнения своего не изменил. Впрочем, С. Д. так или иначе хотел
ехать на своем лендровере, и моя теория была ни при чем.
Мисс Мэри сказала, что хочет отдохнуть. Я дал ей раствор
хлоридита, и она обещала пить больше чая. Я было остался с ней, но она терпеть
не могла болеть и, коль скоро это случилось, предпочитала оставаться одна.
– Ты поезжай с С. Д. Пожалуйста. Муэнди присмотрит за
мной. Только не спугните льва. Раз уж я заболела, пусть отдохнет немного.
Я обещал, что мы даже не подойдем к приманке. Мы с С. Д.
сели в лендровер, а Нгуи со старшим проводником – высоким статным усачом с
военной выправкой – устроились сзади. Старший проводник прекрасно знал свое
дело и был фанатически предан С. Д. Он так же был предан мисс Мэри, и мне
всегда казалось, что он считает меня недостаточно хорошей для нее парой. Ему бы
хотелось видеть ее замужем по крайней мере за генерал-губернатором. Когда
проводник и Нгуи были вместе, Нгуи обычно держался довольно резко.
За ночь трава стала вдвое выше. Стояло прекрасное утро,
прохладное, ясное и почти без ветра. Трава была трех видов, один из которых,
похожий на сорняк, рос быстрее других. Охотничий сезон был в самом разгаре, и
повсюду, как в парке, виднелись следы колес.
Оказавшись почти напротив того места, где лежала приманка,
мы заметили справа следы крупного льва; они пересекали колею и вели к лесу,
который начинался слева, за высохшим полем. Следы были свежие, даже не покрытые
росой. Похожая на сорняк трава была примята, и на сломанных стеблях виднелся
свежий сок. В высокой траве на уровне лопаток льва роса облетела и остались
сухие места.
– Как давно?
– Час, – сказал Нгуи. – Немного больше.
Он взглянул на старшего проводника, и тот кивнул.
– Очень свежие, – сказал он по-английски.
– Он оставался там лишний час, С. Д., – сказал я.
– Он почти наш, Папа, – сказал С. Д. – Нам не
нужно ехать к приманке. Там пусто. Сегодня вечером мы подбросим ему что-нибудь
в другом месте.
– Хорошо, Мэри не знает, что он прошел здесь среди бела
дня.
– Это очень хорошо, – сказал С. Д. – Теперь
мы переиграли его.
– Еще пару дней…
– Ты говорил, вы одолеете его сами.
– Придется – так одолеем.
– Не злись. Ведь ты хотел бы, чтобы я был с вами?
– Что зря говорить.
– Что ж, давай рассуждать здраво. Допустим, мисс Мэри
попадет в него, но он к вам не выйдет. Если он выйдет, я допускаю, что ты
убьешь его, но тебе надо думать о жене, а она должна стоять на месте, потому
что стоит ей побежать, и он бросится вслед. Все это прекрасно. Ты, как подобает
герою, уложишь его прямо у своих ног. Или он прихватит тебя за одно место и
нарушит все твои планы. Кажется, так говорят американцы.
– Совершенно верно. Только теперь они говорят «и ты
будешь по уши в дерьме».
– Я непременно запишу это.
– Бесполезно. В следующий раз, когда тебе достанутся
американцы, они выдадут что-нибудь другое. Специальные люди выдумывают подобные
выражения. Их называют темачами.
– О`кей, – сказал С. Д. – Ты мой темач. И вот
ты по уши в дерьме.
– Спасибо.
– Я не философ. Я стратег.
