Торжественные и мрачные, мы собрались возле охотничьей
машины и ждали, пока рассветет настолько, чтобы можно было ехать. В такую рань
Нгуи, как правило, пребывал в зловещем расположении духа, так что он был
торжествен, мрачен и угрюм. Чаро тоже был торжествен и мрачен, но не унывал. Он
походил на человека, который собирается на похороны, но не очень-то сокрушается
об усопшем. Матока, как всегда, был весел и с нетерпением вглядывался в
отступающую темноту.
Все мы были охотниками, и нам предстояло великолепное дело –
охота. Об охоте написано множество всякой мистической чепухи, но она, возможно,
значительно древнее самой религии. Одни рождаются охотниками, другие нет. Мисс
Мэри была охотником, и при этом храбрым и очаровательным, но она занялась
охотой слишком поздно, и многие вещи явились для нее откровением.
Все мы были свидетелями происходивших в Мэри перемен. В
течение нескольких месяцев мы, подобно квадрильям начинающего матадора,
следили, как она настойчиво и серьезно овладевала новой наукой. Если матадор
был серьезен, то и квадрильи относились ко всему очень серьезно. Они знали все
слабые стороны матадора, и усердие их так или иначе вознаграждалось. Не раз
теряли они веру в своего матадора и обретали ее вновь. И вот теперь, сидя в
машине, я с нетерпением ожидал наступления рассвета, и все это напоминало мне
начало корриды.
Наш матадор был торжествен, состояние это передалось и нам,
потому что мы по-настоящему любили его. Наш матадор был нездоров. И мы обязаны
были во всем его поддерживать. Но пока мы сидели и ждали, чувствуя, как
проходит сонливость, мы были счастливы, как могут быть счастливы только истинные
охотники в ожидании нового, полного неожиданностей дня. Именно таким охотником
и была Мэри. Подготовленная, обученная и воспитанная на чистых, добродетельных
принципах Старика, передавшего ей, своей последней ученице, основы охотничьей
этики, которые он безуспешно старался вложить в других женщин, Мэри твердо
знала, что охота на льва – это не просто убийство. Старик в конце концов открыл
в хрупком женском теле Мэри дух боевого петуха, дух верного, но поздно
пробудившегося охотника, у которого был только один недостаток: никто не мог
предсказать, куда полетит ее пуля. Теперь она овладела этикой охотника, но
рядом были только я и С. Д., и ни одному из нас она не доверяла так, как
Старику.
Итак, сегодня был день ее корриды, которая уже столько раз
откладывалась.
Когда стало достаточно светло, Матока кивнул мне и мы
медленно тронулись в путь по усыпанным белыми цветами лугам. Возле самого леса,
слева от которого начиналось поле с высокой высохшей травой, Матока бесшумно
остановил машину. Он молча повернулся к нам, и я увидел у него на щеке прямой
как стрела шрам и несколько рубцов. Я проследил за его взглядом. Прямо на нас
шел огромный лев, его громадная черногривая голова, казалось, плыла по
неподвижному желтому полю.
– Что, если мы тихонечко повернем в лагерь? –
шепнул я С. Д.
– Согласен, – прошептал он в ответ.
Пока мы говорили, лев повернул назад и двинулся к лесу.
Видно было лишь, как колышется высокая трава.
Только в лагере, уже после завтрака, Мэри поняла нас и согласилась,
что мы поступили правильно. И все-таки коррида вновь была отложена, а она так
долго и с таким нетерпением ждала ее начала, что не смогла пересилить своего
предвзятого отношения к нам. Меня очень огорчало ее плохое самочувствие, и я
хотел бы, чтобы она отвлеклась, если может. Но никакие разговоры об ошибке,
которую наконец совершил лев, не помогали. Ни я, ни С. Д. не сомневались, что
теперь ему от нас не уйти. Он ничего не ел всю ночь и лишь утром отправился
искать приманку. Сейчас он снова вернулся в лес. Целый день он пролежит
голодный в своем укрытии, а рано вечером, если только его ничто не вспугнет,
вновь выйдет на поиски пищи. По нашим расчетам он должен повести себя именно
так. В противном случае на следующий день С. Д. во что бы то ни стало уедет и
нам с Мэри придется обходиться своими силами. Но лев неожиданно изменил тактику
и допустил серьезную ошибку, и теперь я был уверен в успехе. Возможно, я был бы
не против устроить засаду вдвоем с Мэри, но мне нравилось охотиться с С. Д., и
к тому же я опасался, что, останься мы одни – какая-нибудь нелепая случайность
может привести к трагедии. С. Д. очень правдоподобно нарисовал мне эту картину.
Я льстил себя надеждой, что Мэри непременно уложит льва с первого выстрела, и
он опрокинется в прыжке, рухнет замертво и застынет, как застывают только
подкошенные пулей львы. А в крайнем случае, если он попытается подняться, я
прикончу его двумя выстрелами, и амба. Мисс Мэри наконец убьет своего льва и
будет счастлива, а я лишь чуть-чуть помогу ей, и, зная это, она навеки
проникнется ко мне беспредельной любовью, и да будет так.
Арап Маина со старшим проводником отправились на разведку. Я
хотел было пойти с С. Д., но смышленый лев мог уловить запах двух белых людей и
заподозрить неладное. Некоторые утверждают, что у львов отсутствует обоняние,
но, по-моему, они ошибаются. Мы остались в лагере, обсудили свои планы,
побалагурили и разошлись. С. Д. принялся за отчет, а я пошел к мисс Мэри, но ей
по-прежнему нездоровилось, и она не нуждалась ни в чьем обществе. Я обошел
лагерь и возле палаток со снаряжением увидел Кэйти и повара. Мы поболтали
немного. Ночью Кэйти слышал, как со стороны леса доносился рев нашего льва. Он
также слышал рев других львов, охотившихся к северу от лагеря, как ему
казалось, в районе солончаков. Кэйти не сомневался, что огромный лев теперь в
наших руках, и я сказал, что мое виски того же мнения и мисс Мэри непременно
подстрелит льва, если не в полдень, то вечером. Он улыбнулся и промолчал. А
потом сказал: «М`узури».
