Лев лежал далеко от нас, и, по мере того, как мы
приближались, он казался все более крупным и безжизненным. Солнце скрылось, и
темнело очень быстро. Во всяком случае, стрелять уже было нельзя. Я чувствовал
себя совершенно выжатым и уставшим. Мы с С. Д. были мокрые от пота.
– Конечно же, ты попала в него, Мэри, – сказал ей С.
Д. – Папа выстрелил не раньше, чем лев выскочил на открытое место. Ты
дважды попала в него.
– Почему ты не дал мне выстрелить, когда он стоял не
двигаясь и смотрел на меня?
– Тебе мешали ветки, они могли изменить направление
полета пули и ослабить удар. Поэтому я заставил тебя выждать.
– А потом он шевельнулся.
– Все правильно, иначе ты бы не выстрелила.
– Но я действительно попала в него первой?
– Абсолютно точно. Никто не стал бы стрелять в него
раньше тебя.
– А ты не обманываешь, чтобы успокоить меня? Чаро уже
неоднократно был свидетелем подобных сцен.
– Пига! – сказал он с убежденностью. – Пига,
мемсаиб. Пига!
Я легонько шлепнул Нгуи ладонью и взглядом показал на Чаро.
– Пига, – резко выпалил Нгуи. – Пига,
Мемсаиб. Пига мбили.
С. Д. прибавил шагу и пошел рядом со мной.
– Ты-то чего взмок? – спросил я.
– На сколько же выше ты целился, сукин ты сын?
– Фута полтора-два. Я стрелял как из лука.
– Когда пойдем обратно, посчитаем шаги.
– Никто не поверит.
– Мы поверим. И это самое главное.
– Пойди к ней и заставь ее поверить, что она попала в
него.
– Она верит боям. Ты перебил ему позвоночник.
– Знаю.
– Слышал, как долго возвращался звук попавшей пули?
– Слышал. Пойди поговори с ней. А вот и Гарри с
машиной.
Лендровер остановился за нами. Теперь мы все стояли возле
льва, льва мисс Мэри, и она уже не сомневалась в этом и смотрела на него; он
был удивительный: длинный, темный и красивый. Тело его облепили верблюжьи
мушки, желтые глаза еще не потухли. Я провел рукой по его густой черной гриве.
Гарри вышел из лендровера, подошел к Мэри и пожал ей руку. Мэри опустилась на
колено рядом со львом.
– Прекрасный экземпляр, – сказал Гарри. –
Никогда не видел такого крупного и такого темного льва.
По равнине со стороны лагеря к нам приближался грузовик. Они
услышали выстрелы, и Кэйти с остальными людьми отправился на поиски, оставив в
лагере двух сторожей. Они пели песню льва, и, когда они спрыгнули на землю,
Мэри уже окончательно перестала сомневаться в том, кто убил льва. Мне не раз
случалось видеть убитых львов и праздновать победу. Но ничего подобного я не
встречал. Я хотел, чтобы Мэри испытала все до конца Я понял, что она уже
успокоилась, и пошел к островку деревьев и густого кустарника, куда так
стремился лев. Ему это почти удалось, и я представил себе, как бы оно было,
если бы С. Д. и мне пришлось отправиться в заросли, чтобы выманить его оттуда.
Пока не стемнело, я хотел посмотреть на все собственными глазами. Ему
оставалось всего ярдов шестьдесят, и, когда мы добрались бы сюда, стало бы
совсем темно. Я представил себе, что могло произойти, и пошел назад праздновать
и фотографироваться. Фары грузовика и лендровера были направлены на Мэри и
льва, и С. Д. снимал их. Нгуи принес мне из лежавшей в лендровере сумки для
патронов фляжку «Джинни», я сделал небольшой глоток и отдал фляжку Нгуи. Он
тоже сделал глоток, покачал головой и снова передал ее мне.
– Пига, – сказал он, и мы оба засмеялись. Я сделал
длинный глоток и почувствовал, как усталость незаметно выходит из меня, подобно
змее, оставляющей свою кожу. До той минуты я еще не осознавал по-настоящему,
что лев убит. Я чисто механически воспринял это, когда мой невероятный, как из
лука, выстрел поразил его и бросил на землю и Нгуи хлопнул меня по спине. Но
потом было беспокойство Мэри и ее разочарование, и, пока мы шли ко льву, мы
чувствовали себя такими бесстрастными и отрешенными, какими можно быть лишь
после окончания атаки. Сейчас, когда вокруг все праздновали и фотографировались
(проклятая и неизбежная процедура в такое позднее время, без вспышки, без
профессионалов, которые могли бы со знанием дела увековечить на пленке льва
мисс Мэри), глядя на ее сияющее в свете фар счастливое лицо и на огромную
голову льва, которую она не смогла бы даже поднять, гордясь ею и любя льва,
чувствуя себя опустошенным, видя искаженную шрамом улыбку Кэйти,
наклонившегося, чтобы потрогать поразительную черную гриву льва, слушая
воркующих, словно птицы, мужчин, каждый из которых гордился нашим львом; нашим,
принадлежавшим всем нам и Мэри, потому что она несколько месяцев охотилась за
ним и сама попала в него, говоря казенным языком, самостоятельно и в решающий
момент, любуясь этим нашим львом и ею, счастливой, и сияющей, и похожей при
свете фар на маленького, не такого уж смертоносного, всеми любимого ангела, я
постепенно расслабился и тоже стал веселиться.
Чаро и Нгуи рассказали Кэйти, как было дело, и он подошел ко
мне, пожал руку и сказал:
– М`узури сана, бвана. Шайтани ту.
– Просто повезло, – сказал я, и, бог свидетель,
так оно и было.
– Нет, не повезло, – сказал Кейти. – М`узури.
М`узури. Шайтани мкубва сана.
И тогда я вспомнил, что именно в этот полдень я предрекал
смерть льва, и что теперь все позади, и Мэри победила, и я поговорил с Нгуи,
Матокой, ружьеносцем Старика и другими о нашей религии, и они качали головами и
смеялись, а Нгуи предложил мне сделать еще глоток из фляжки. Сначала они хотели
было подождать, пока мы вернемся в лагерь и выпьем пива, но потом уговорили
меня выпить с ними сейчас же. Сами они лишь коснулись бутылки губами. Мэри,
закончив фотографироваться, встала с земли, попросила фляжку и передала ее С.
Д. и Гарри. От них фляжка снова перешла ко мне, и я выпил еще, а потом лег
рядом со львом и очень тихо заговорил с ним по-испански, и попросил у него
прощения за то, что мы убили его, и, лежа рядом с ним, я попробовал нащупать
раны. Их было четыре. Мэри попала ему в лапу и в ляжку. Поглаживая его по
спине, я нашел место, где моя пуля угодила ему в хребет, и еще дыру побольше,
оставленную пулей С. Д., которая попала в бок, прямо под лопатку. В это время я
не переставая говорил с ним по-испански, но плоские твердые верблюжьи мушки
стали перебираться с него на меня, и тогда я нарисовал указательным пальцем
рыбу на земле перед ним и стер изображение ладонью.
