Сочувственное отношение к животным, однако, было бы
привнесено в текст извне – читателем. Сам автор любуется подстреленными львами,
леопардами, носорогами, буйволами, сернобыками, различными видами антилоп и
т. д. (исключение составляют гиены, к которым он испытывал отвращение и
которых считал необходимым отстреливать), но жалости к ним не чувствует. Их
смерть от пуль охотника-в порядке вещей. Некоторая доля «экологической
сознательности» возникнет в позднем «Льве мисс Мэри», где Хемингуэй иногда
предпочитает наблюдать за жизнью зверей, не убивая их. Однако если учесть, что
в главном бескровном эпизоде – ночной вылазке в третьей части «Льва мисс Мэри»
– автор вооружен лишь копьем и отправился на охоту в одиночку, чтобы
подтвердить действием свое очередное хвастовство, для чего самого выхода вполне
достаточно, то и здесь фактор сохранения дикой природы и жалости к живым
существам оказывается несколько оттесненным на задний план.
Итак, Африка и охота – центральные мотивы произведений,
вошедших в настоящий сборник. И то, и другое доводится до читателя через
восприятие автора-героя, прежде всего – как предметы живейшего интереса
последнего. И это вполне практический интерес.
Быть бесстрашным охотником и лучшим стрелком (а также
рыбаком, пьяницей, драчуном, солдатом, матросом и т. д. и
т. п. – одним словом, «настоящим мужчиной») ничуть не менее важно,
чем быть великим писателем, полагал Эрнест Хемингуэй. Африка привлекала его задолго
до 1933 года, когда он впервые оказался на экзотическом континенте. По мысли
Хемингуэя, полностью освоенная территория Соединенных Штатов больше не
представляла интереса для любителя острых ощущений, желающего помериться силами
с дикой природой; времена «фронтира» отошли в далекое прошлое, современному
искателю приключений негде развернуться в Америке, где наступление цивилизации
обернулось исчезновением огромной части былых богатств и осквернением
оставшихся («С нашим появлением континенты быстро дряхлеют»).
К 1930-м годам количество дичи в Африке уже стремительно
приближалось к критической отметке: охотники-спортсмены, собиратели шкур и
рогов, съезжались сюда с середины XIX века; значительно постарались
колонизаторы-европейцы. Но по сравнению с Америкой здесь был простор для
покорителя природы и царя зверей – настоящего мужчины. Здесь находился еще
один, де военный и не морской, но охотничий полигон для проверки
«хемингуэевского мужества», его «доктрины героизма». Охота на крупного зверя
давала Хемингуэю возможность еще раз доказать – окружающим и себе – свою
физическую силу, храбрость перед лицом опасности, твердость духа, умение выжить
в экстремальных условиях. «Ничо не боюся!» («Fraid o`nothing!»), – кричал
Хемингуэй, будучи маленьким мальчиком. Став взрослым, он каждый миг своей жизни
доказывал собственное бесстрашие. Выстрел, разбудивший жителей усадьбы
Хемингуэя в Кетчуме, штат Айдахо, 2 июля 1961 года, не просто поставил точку в
жизни нобелевского лауреата за девятнадцать дней до его шестидесятидвухлетия;
эту точку поставил он сам, следуя непреодолимому (уже подстегиваемому
паранойей) желанию не спасовать и перед смертью.
До того, как отправиться в Африку, Хемингуэй много читал о
ней, но реальность превзошла его ожидания. Ощущение неповторимости собственного
опыта было, возможно, одним из стимулов, заставивших его взяться за перо:
прочитанные ранее книги меркли перед тем, что он пережил в Африке сам.
На материале хемингуэевской «африканы» можно очертить круг
чтения самого Эрнеста Хемингуэя. Первая глава «Зеленых холмов Африки» излагает
эпизод встречи охотников с неким Кандиским (настоящее имя – Ганс Коритшонер) –
австрийцем, презирающим охоту и жаждущим обсудить известных литераторов. «Поэт
Хемингуэй», фамилия которого известна Кандискому (иначе тот рисковал бы и вовсе
не попасть на страницы правдивой истории), поддерживает беседу без особого
энтузиазма, но отзывается о десятке с лишним литературных имен, среди них
Г.Джеймс, Твен, Киплинг, Флобер, По, Мелвилл, Эмерсон, Готорн, Торо (последний
– единственный, кого он «не удосужился прочесть»). Из классики XIX века в
тексте упоминаются также Толстой, Тургенев, Стендаль… список можно продолжить.
Однако классик XX столетия с удовольствием поглощал и куда менее «серьезные»
образцы художественной прозы (Бирмингам, Хэнли) – в основном, приключенческие
романы, – а также воспоминания путешественников, книжки по истории,
популярной географии, – одним словом, по близкой его образу жизни
тематике. Основываясь на высказанных в «эссеистических» фрагментах «Зеленых холмов
Африки» и «Льва мисс Мэри» замечаниях по поводу прочитанного, можно
восстановить некоторые особенности его собственной позиции – в литературе и вне
ее: «…Я устроился в обеденной палатке и стал читать книгу об одном человеке,
который в свое время героически командовал подводной лодкой, был страшно
везучим, а под конец ужасно непокорным и написал эту полную ложной скромности и
горечи книгу. В тот год вышло много книг о беглецах, альпинистах, водолазах,
бывших летчиках, подводниках всех национальностей, искателях приключений в
Африке, людях „Мау-мау“, и одна необычайно хорошая книга полковника Линдберга,
читая которую можно было ясно представить себе Линдберга-человека и вместе с
ним совершить опасный, удивительный и интересный перелет через Атлантику» («Лев
мисс Мэри»).
Выделенная из потока печатной продукции книга Линдберга
соответствует пристрастиям и интересам Хемингуэя-читателя («ясно представить
себе человека» и «совершить вместе с ним»): с головой погрузиться в мир
произведения, ощутить себя главным героем и прожить его приключения как свои. О
том же свидетельствует и целый ряд пассажей из «Зеленых холмов Африки»
(«…благодаря Тургеневу я сам жил в России, так же как жил у Будденброков…» и
т. п.).
Одновременно за всем этим кроется и определенная авторская
«программа», подспудно формулируются собственные творческие задачи,
предоставляется своего рода «инструкция» читателю: чего следует ожидать от
произведений Хемингуэя, а что там искать бесполезно. К последнему разряду
относятся «разговоры» из первой части «Зеленых холмов Африки»: все они не более
чем «литературная болтовня», которая ничего не значит. Умные беседы – пустая
трата времени, не достойная настоящих мужчин; в этом смысле просьба Кандиского
в первой главе «Расскажите мне о Джойсе – какой он?» явно перекликается с
комичным диалогом в десятой:
«– А кто такой Джойс?
– Чудный малый, – сказал я. – Написал
„Улисса“.
– „Улисса“ написал Гомер, – сказал Старик.
– А Эсхила кто написал?
– Тоже Гомер, – сказал Старик. – Вы меня не
поймаете».
Хемингуэй рассказывает Филипсу «литературный анекдот» о
Джойсе, а также упоминает других своих знакомых – крупнейших представителей
мировой литературы XX века: Э. Паунда, Дж. Дос Пассоса, о которых его
собеседник впервые слышит. Ответ на вопрос австрийца, таким образом, адресован
Старику – и абсолютно лишен смысла.
