Взгляд его был таким острым, что, казалось, мог бы пронзить ее насквозь.
– Тоже кладбище.
– Ты был там всю ночь?
– Ты меня допрашиваешь? У тебя хоть значок есть? Я его не видел!
– Просто скажи.
Но он молчал. Так и не надев футболку, он направился к двери, на ходу извлекая из кармана брюк ключи от машины.
Джен преградила ему дорогу. Ей хотелось обнять его, но она знала, что сейчас этого делать не стоит. Ее руки остались в карманах.
– Уокер, я знаю, тебе больно. И ты злишься. Но я не верю, что ты убийца-мститель, и собираюсь это доказать.
Он смотрел сквозь нее:
– Тебе нужно сказать Берку, что ты раскрыта. Наверняка он захочет послать другого шпиона.
Чувство паники охватило ее. Страх, что она теряет его навсегда.
– Ты не можешь никому рассказывать обо мне и моем задании. Прошу тебя.
Уокер ничего не ответил. Просто смотрел на нее.
– Ты не линчеватель. А это значит, что им является кто-то еще. В пожарной части или в отряде особого назначения.
– Ладно. – Уокер остановил ее жестом. – Твою дурацкую тайну я сохраню. Но и твоим напарником в отряде особого назначения больше не буду. Если не попросишь Инмана приставить тебя к кому-то еще, это сделаю я.
Джен кивнула, испытывая в душе боль обнаженной раны.
– Знаю, ты думаешь, я предала тебя. Я бы чувствовала то же самое. Но я надеялась, что ты сможешь меня простить.
Выражение его лица свидетельствовала о том, что она ошиблась.
– Разве моя уверенность в твоей невиновности ничего для тебя не значит?
– Может, и значила, до прошлой ночи. – Он легко задел ее плечом, указав большим пальцем на валявшиеся на кровати презервативы. – Оставь их себе. Для следующего задания пригодятся.
Ее надежда рухнула. Слезы жгли ей глаза. Она пошла за ним в гостиную и смотрела, как он подбирает с пола свою футболку.
Уокер был холоден как лед. Когда он открывал дверь ее квартиры, Джен запаниковала. Он уходит! Сейчас он уйдет! Предприняв последнюю, отчаянную попытку, она шагнула к нему:
Я не хотела причинять тебе боль, Уокер.
– Это лишь косвенный ущерб, не так ли? Готов поспорить, ты с этим и раньше сталкивалась.
Она вынуждена была ухватиться за стену, чтобы выдержать его взгляд. – И наверняка не перестанешь спокойно спать.
Спать? Ей предстояло потерять не только сон, но и нечто куда более важное.
Через пятнадцать минут после того, как вышел от Джен, Уокер остановил машину перед домом своего брата. Было еще рано, но он не сомневался, что Коллиер уже встал. Глядя на горизонт, окрашенный первыми лучами восходящего солнца, Уокер сжал руки в кулаки.
Лишь выехав со стоянки, он обнаружил, что в салоне присутствует ее запах, способный свести с ума. Она ездила с ним накануне, но Уокер сразу сообразил, что аромат слишком силен. Запах успел засесть у него в печенках, прежде чем Уокер ударил себя по лбу, поняв, что случайно напялил на себя ее футболку, подобранную на полу в гостиной. Стянув ее с себя, он скомкал и отшвырнув в дальний угол кузова.
Он не хотел напоминаний о ней, однако вот оно, рядом. Он понимал, что Джен не могла никому рассказывать, что работает под прикрытием. Не понимал он, почему Джен не сказала об этом ему прежде, чем они занялись делом в ее кровати. Мысль о ее обмане, ее лжи вызывала в нем бурю негодования, злости и боли.
Ему хотелось впечатать кулак в стену. Хотелось что-нибудь разрушить. Вместо этого он просто позвонил в дверь брата.
Он не желал думать о боли, которую видел в ее глазах, обвиняя ее в том, что она спала с ним в надежде выудить информацию. Не желал вспоминать о том, сколько раз она повторила, что верит в его невиновность. Конечно он невиновен!
Передняя дверь открылась, и приветливая улыбка на лице Коллиера растаяла. Он отступил, знаком приглашая Уокера в дом:
– Что стряслось?
Уокер закрыл дверь и пошел за братом в кухню. Он провел рукой по лицу и вспомнил, что утром не брился. Вспомнил, чем занимался вместо этого.
Коллиер был одет в синие форменные брюки и белую рубашку. Подойдя к столешнице рядом с мойкой, он поднял кофейник:
– Хочешь?
– Нет, спасибо. Где Кайли?
– В душе. – Коллиер налил себе чашку горячего, ароматного напитка и вернул кофейник на место. – Так что у тебя случилось?
– Джен работает на отдел внутренних расследований. Департамент называет их следовательским бюро, но все равно это те самые внутренние расследования.
Его брат нахмурился. Как и Уокер, Коллиер не мог сразу предположить, что ее работа на упомянутое ведомство означает одно: ведется расследование убийств. Тем более работа под прикрытием. Обычно департамент сам проверял потенциальных рекрутов и изучал жалобы на сотрудников. В случае надобности они же оказывали помощь менее крупным пожарным департаментам.
Уокер вспоминал, как Джен любезничала с ним. Какие усилия она прилагала, чтобы стать его другом. Она делала все это с одной лишь целью – подобраться к нему. Шпионить за ним.
– Ее внедрили к нам, чтобы она следила за мной.
Коллиер поперхнулся кофе:
– Внедрили?! Какого черта?!
Уокер слышал, что отдел внутренних расследований внедрял сотрудников в таких городах, как Талса, но об их деятельности в Пресли узнал впервые. Очевидно, Коллиер тоже. Уокер передал ему все, что узнал от Джен о расследовании. О том, что шеф департамента попросил маршала проверить двоих пожарных.
– Они думают, что я убийца-мститель.
Глаза брата сузились до тонких щелочек, и Уокер увидел, как в нем мгновенно просыпается пожарный следователь.
– Потому что ты состоишь в отряде особого назначения и имеешь доступ к световым гранатам.
– Верно. И еще потому, что, по ее словам, – едко подчеркнул он, – я хочу быть уверен, что всякие подонки, вроде того, который убил Холли, не уйдут от наказания.
Она говорила, что не переспала бы с ним, если бы считала его убийцей. Это действительно так, или же Джен не говорила правду, рассчитывая выудить больше информации?
У него отсутствовали причины верить тому, что Джен спала с ним не из желания втереться в доверие и в конце концов добиться от него признания. И все же он не мог забыть ее взгляда прошлой ночью, когда она узнала, что пуля в него не попала. Такое облегчение подделать нельзя. Или можно?
Да и откуда ему, вообще, знать?! Он никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным! Ни с кем подобным.
Коллиер поставил чашку и облокотился о столешницу:
– Как ты узнал?
