Холод пронизывал его насквозь, режущий холод, который не
хотел его отпускать, и он теперь лежал спокойно и прислушивался к ощущению
холода. Одно время ему казалось, что, если он сумеет сложиться пополам, ему
станет тепло, как под одеялом, и ему даже показалось, что он сумел сложиться
так, и он уже почувствовал тепло. Но на самом деле это было кровотечение,
которое он вызвал, подняв колени; и когда ощущение тепла прошло, он понял, что
сложиться пополам невозможно и что с холодом ничего поделать нельзя и не стоит
сопротивляться. Он лежал, изо всех сил стараясь не умереть как можно дольше
после того, как уже остановятся мысли. Лодка поворачивалась на волнах, и он
теперь был в тени, и ему становилось все холоднее.
Лодку несло течением с десяти часов вечера, а теперь было
уже далеко за полдень. На всей поверхности Гольфстрима не было видно ничего,
кроме морских водорослей, нескольких пухлых розовых медуз, плававших на
поверхности воды, и далекого дымка танкерного судна, шедшего с грузом из
Тампико на север.
Глава 21
– Ну? – сказал Ричард Гордон своей жене.
– У тебя губная помада на сорочке, – сказала
жена. – И около уха.
– Что ты скажешь на это?
– Что я скажу на это?
– Что ты скажешь на то, что я тебя застал лежащей на
диване с этим неумытым пьяницей?
– Это неправда.
– А как я вас застал?
– Ты нас застал сидящими на диване.
– В темноте.
– Где ты был?
– У Брэдли.
– Да, – сказала она. – Я знаю. Не подходи ко
мне. От тебя пахнет этой женщиной.
– А от тебя чем пахнет?
– Ничем. Я сидела и разговаривала с хорошим знакомым.
– Ты его целовала?
– Нет.
– Он тебя целовал?
– Да, мне это было приятно.
– Ты сука.
– Если ты будешь меня так называть, я уйду от тебя.
– Ты сука.
– Пусть, – сказала она. – Все равно все
кончено. Если б ты не был таким самонадеянным и если б я тебя так не жалела, ты
бы понял, что все уже давно кончено.
– Ты сука.
– Нет, – сказала она. – Я не сука. Я
старалась быть хорошей женой, но ведь ты самонадеян и себялюбив, как петух.
Только и знаешь кукарекать: «Посмотри, что я сделал. Посмотри, какое я дал тебе
счастье. Ты должна бегать вокруг меня и кудахтать». Так вот, ты мне вовсе не
дал счастья, и с меня довольно. Я свое откудахтала.
– Тебе нечего кудахтать. Ты не произвела на свет ничего
такого, над чем можно было бы кудахтать.
– Чья это вина? Разве я не хотела ребенка? Но мы никак
не могли себе этого позволить. Зато мы могли себе позволить ездить на
Кап-д`Антиб купаться и в Швейцарию ходить на лыжах. Мы могли себе позволить
приехать сюда, в Ки-Уэст. С меня довольно. Ты мне опротивел. Эта толстая Брэдли
сегодня была последней каплей.
– Ах, пожалуйста, не припутывай ее сюда!
– Человек приходит домой весь в губной помаде. Неужели
ты не мог хоть умыться? Вон, на лбу тоже.
– Ты целовала это пьяное ничтожество.
– Нет, этого не было. Но было бы, если б я знала, чем
ты в это время занимаешься.
– Почему ты позволяла ему целовать себя?
– Я была взбешена. Мы ждали, ждали, ждали. Ты даже не
подошел ко мне. Ты ушел с этой женщиной и пропал на полдня. Джон проводил меня
домой.
– Ах вот как, Джон?
– Да, Джон. Джон. ДЖОН.
– А фамилия его как? Томас?
– Его фамилия Мак-Уолси.
– А как это пишется – вместе или отдельно?
– Не знаю, – сказала она и засмеялась. Но потом
она перестала смеяться. – Не воображай, что, раз я смеюсь, значит, все
обошлось, – сказала она, на глазах у нее выступили слезы, губы
дрожали. – Ничего не обошлось. Это не обычная ссора. Все кончено. У меня к
тебе нет ненависти. Тут проще. Ты мне противен. Ты мне глубоко противен, и с
меня довольно.
– Хорошо, – сказал он.
– Нет. Совсем не хорошо. Все кончено. Разве ты не
понимаешь?
– Кажется, понимаю.
– Пусть тебе не кажется.
– Не устраивай мелодраму, Эллен!
– Это я устраиваю мелодраму? Ничего подобного. Просто я
ухожу от тебя.
– Нет, ты не уйдешь.
– Я сказала. Больше повторять не буду.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю. Может быть, выйду за Джона Мак-Уолси.
– Не выйдешь.
– Выйду, если захочу.
– Он на тебе не женится.
– Не беспокойся, женится. Он только сегодня просил меня
быть его женой.
Ричард Гордон ничего не сказал. Пустота образовалась у него
на том месте, где раньше было сердце, и все, что он слышал или говорил,
казалось нечаянно подслушанным.
– О чем он тебя просил? – сказал он голосом,
который шел откуда-то издалека.
– Быть его женой.
– Зачем?
– Затем, что он меня любит. Затем, что он хочет, чтобы
я жила с ним. Он зарабатывает достаточно, чтобы прокормить меня.
– Ты обвенчана со мной.
