На следующий день я все утро провозился с лодкой, менял
масло, приводил в порядок то, другое. В полдень я отправился в город и закусил
в китайском ресторанчике, где за сорок центов можно прилично позавтракать, а
потом купил кое-какие подарки жене и нашим трем девочкам. Духи там, веера, три
высоких испанских гребня. Покончив с этим, я завернул к Доновану, и выпил пива,
и поболтал с хозяином, и потом пошел обратно на пристань Сан-Франциско, и по
дороге еще два-три раза завернул выпить пива. В баре «Кунард» я угостил пивом
Фрэнки и вернулся на лодку в самом лучшем расположении духа. Когда я вернулся
на лодку, у меня оставалось ровно сорок центов. Фрэнки тоже пришел со мной, и
пока мы сидели и дожидались Джонсона, мы с Фрэнки распили еще по бутылке
холодного из ящика со льдом.
Эдди не показывался всю ночь и весь день, но я знал, что
рано или поздно он явится, – как только ему перестанут давать в долг.
Донован сказал мне, что накануне вечером они с Джонсоном заходили к нему
ненадолго, и Эдди угощал в долг. Мы ждали, и я начал удивляться, почему это
Джонсон не показывается. Я просил на пристани передать ему, если он придет
раньше меня, чтобы он шел к лодке и там дожидался, но оказалось, что он не
приходил. Я решил, что он вчера загулял и, должно быть, встал сегодня не раньше
двенадцати. Банки открыты до половины четвертого. Мы видели, как ушел рейсовый
самолет, и к половине шестого все мое хорошее настроение испарилось, и мне
стало здорово не по себе.
В шесть часов я послал Фрэнки в отель узнать, там ли
Джонсон. Я все еще думал, может, он загулял или, может, так раскис после вчерашнего,
что не в силах встать и выйти из отеля. Я все ждал и ждал, пока уже совсем не
стемнело. Но мне было здорово не по себе, потому что он мне остался должен
восемьсот двадцать пять долларов.
Фрэнки не было около получаса. Наконец я его увидел, он шел очень
быстро и тряс головой.
– Улетел на самолете, – сказал он.
Так. Нечего сказать. Консульство было уже закрыто. У меня
оставалось сорок центов, и все равно самолет теперь уже был в Майами. Я не мог
даже дать телеграмму. Ай да мистер Джонсон, нечего сказать. Что ж, я сам
виноват. Нужно быть умнее.
– Ладно, – сказал я Фрэнки. – Во всяком
случае, можно выпить бутылку холодного. Это мистер Джонсон покупал. – В
ящике оставалось еще три бутылки " Тропического ".
Фрэнки был огорчен не меньше меня. Уж не знаю почему, но так
казалось. Он все хлопал меня по спине и тряс головой.
Значит, так. Я нищий. Я потерял пятьсот тридцать долларов
фрахта, а снасти мне такой не купить и за триста пятьдесят. Вот порадуются
бездельники, которые вечно слоняются вокруг пристани, подумал я. Кое-кто из
кончей
[2] будет просто в восторге. А еще позавчера я не захотел взять три тысячи
долларов только за то, чтобы переправить трех иностранцев на острова. Куда
угодно, лишь бы подальше от Кубы.
Так, но что же все-таки теперь делать? Взять груз я не могу,
потому что спиртного тоже без денег не купишь, и потом, сейчас на этом не
заработаешь. Город наводнен спиртным, и покупать его некому. Что ж, значит,
возвращаться домой нищим и голодать целое лето? Ведь у меня семья. Разрешение
на выход из порта я оплатил, когда мы приехали. Обычно заранее вносишь деньги
агенту, и он тебя регистрирует и выдает разрешение. Черт подери, у меня не
хватит денег даже на бензин. Положение, нечего сказать. Ай да мистер Джонсон.
– Я что-нибудь должен повезти отсюда, Фрэнки, –
сказал я. – Я должен заработать.
– Подумаем, – сказал Фрэнки. Он вечно слоняется на
берегу и промышляет чем придется, и он почти глухой и напивается каждый вечер.
Но лучше и добрей его трудно найти человека. Я его знаю с тех пор, как стал
ездить в эти края. Он не раз помогал мне грузить товар. Потом, когда я бросил
заниматься спиртным и стал сдавать лодку любителям и затеял эту ловлю меч-рыбы
в заливе, я часто встречал его около пристани или в кафе. Он кажется дурачком и
мало разговаривает, все больше улыбается, но это потому, что он глухой.
– Повезешь все равно что?
– Понятно, – сказал я. – Мне теперь разбирать
не приходится.
– Все равно что?
– Понятно.
– Подумаем, – сказал Фрэнки. – Где будешь?
– Я буду в «Жемчужине», – сказал я. – Надо
поесть.
В «Жемчужине» за двадцать пять центов можно прилично
пообедать. Любое блюдо, кроме супа, стоит десять центов, а суп стоит пять.
Фрэнки проводил меня до кафе, и я вошел, а он пошел дальше. Прежде чем уйти, он
потряс мою руку и еще раз хлопнул меня по плечу.
– Не унывай, – сказал он. – Вот я – Фрэнки:
много политика. Много дела. Много выпивка. Мало деньги. Зато большой друг. Не
унывай.
– Будь здоров, Фрэнки, – сказал я. – Ты тоже
не унывай, приятель.
Глава 2
Я вошел в «Жемчужину» и сел за столик. На место стекла,
разбитого выстрелом, уже вставили новое, и витрину привели в порядок. Несколько
gallegos
[3] пили у стойки, другие закусывали. За одним столом шла игра в домино.
Я взял бобовый суп и тушеную говядину с картофелем за пятнадцать центов. Вместе
с бутылкой пива это составило четверть доллара. Я заговорил было с официантом
про стрельбу, но он ничего не хотел отвечать. Они все здорово были напуганы.
Я кончил свой обед, и сидел откинувшись, и курил сигарету, и
ломал голову над тем, как быть. Тут я увидел, что в дверь входит Фрэнки и за
ним кто-то еще. Желтый товар, подумал я про себя. Так, значит, желтый товар.
– Это мистер Синг, – сказал Фрэнки и улыбнулся. Он
быстро сумел найти мне клиента и гордился этим.
– Очень приятно, – сказал мистер Синг. В жизни не
видал такого вылощенного джентльмена, как этот мистер Синг. Он, правда, был
китаец, но говорил точно англичанин, и на нем был белый костюм, шелковая
рубашка с черным галстуком и панама из того сорта, что по сто двадцать пять
долларов за штуку.
– Не выпьете ли чашку кофе? – спросил он меня.
– За компанию можно.
– Благодарю вас, – сказал мистер Синг. – Мы
здесь совсем одни?
– Если не считать всю публику в кафе, – ответил я
ему.
– Очень хорошо, – сказал мистер Синг. – У вас
есть лодка?
